Читаем Шестьдесят рассказов полностью

- Но когда я увидел грандиозную церковь, построенную Гауди в Барселоне, грандиозную Саграда Фами- лья, грандиозный призрак собора или, вернее, грандиозный скелет собора, вот тогда я понял, особенно увидев в подвальной мастерской чертежи и макеты тех частей этого грандиозного собора, которые еще не построены, а может и никогда не будут построены, прикрытые пластиком чертежи на стенах мастерской и макеты на козлах посреди мастерской, и мастеровых, продолжающих корпеть над великолепно выполненными чертежами и белыми гипсовыми макетами, и рабочих на сущих башнях Барселонского Темпло Экспиаторио де ла Саграда Фа- милья, рабочих на и между сущих башен и стен Барсе- донского Темпло Экспиаторио де ла Саграда Фамилья, поразительно немногочисленных рабочих, которые все еще работают и будутработать Бог знает еще сколько десятилетий, если удастся собрать деньги, мы опустили пожертвование в пластиковый ящичек, поразительно немногочисленных, но беззаветно преданных рабочих, которые все еще работают, черпая силы в пламенном вдохновении Антонио Гауди, каталонского архитектора, причисляемого многими к лику святых,- увидев все это, я вдруг осознал то, чего не осознавал прежде, чего не замечал все эти долгие годы, осознал, что не только лучше меньше, да лучше, но и лучше больше, да лучше.Ошеломленный этим этическим королларием, я упал в обморок.

- Что такое этический королларий?

- Больше.

- Когда с тобой приключился обморок, ты действительно упал?

- Я упал вверх,глядя снизу на сущие башни Саграда Фамилья. Головокружение от высоты - в отличие от обычного «головокружения от высоты», являющегося, по сути, головокружением от глубины.

- Однако Гауди творил in nomine Domini.Лично мне не кажется, что здесь применим этот, как ты выражаешься, этический королларий.

- Подводит идейную основу под стяжательство.

- У меня убогая жизнь. Не плохая, просто не насыщенная.

- Что ж, я умею думать, ведь верно? Это ведь я подумал о борделе, так ведь?

- Убого, это была очень убогая идея, этот парень думает о соборе, а ты о борделе, да? С чем вас и поздравляем. Ты понимаешь, о чем я?

- А я предложил его украсть, ребенка. Найти прилично выглядящий экземпляр и украсть, это далеко не худшая идея, какую я слышал.

- Далеко не худшая.

- А когда он достигнет возраста сексуальной доступности, мы скажем ему повременить.

- Вот так я ей и сказал.

- И я своей, я ей тоже так сказал. Сказал повременить.

- Ты сказал ей повременить?

- Вот так я ей и сказал.

- И как она это восприняла?

- Она сидела и молча слушала, как я говорю ей повременить.

- Я тоже сказал своей повременить.

- И как она реагировала?

- Сидела, вот и все.

- И ты думаешь, она временит?

- Откуда мне знать?

- Некоторые думают, что шестнадцать.

- Биологически это, конечно, хреново. Для них.

- Я никогда не понимал, почему эти дела настолько… настолько не в фазе. Биологический аспект с культурным.

- С культурно-психологическим.

- Очень странно быть в таком положении. Советовать кому-то повременить.

- У нее есть кто-нибудь на уме?

- Да есть там этот малец с «хондой».

- Но ты же ей не разрешаешь… Эти штуки, на них же очень опасно.

- Он дает ей шлем.

- Ты хочешь сказать, она носится по городу на заднем сиденье «хонды», крепко обхватив этого парня за живот, и ее грудь трется о его спинные мускулы? В четырнадцать лет?

- А что прикажете делать?

- Сказать ей повременить.

- Слава Богу, что хоть не «Харлей».

- Как его зовут?

- Хуан.

- О.

- А как с твоей?

- Моя встречается с целой кучей кандидатов. Все кандидаты мне представлены. Вожаком этой, я бы сказал, стаи является этот самый Клод.

- Его зовут Клод?

- Он в этом не виноват.

- Есть одна вещь, один маленький момент, с которым мы, как мне кажется, имеем право себя поздравить. Мы дали им простые имена.

- Простые, но красивые.

- Знаете, что я тут недавно встретил? Яхне. Я-х-н-е.

- Шутишь.

- Ни в коем разе. Я-х-н-е.

- Потрясающе.

- Да. Так что же с этим Клодом?

- Ему семнадцать лет.

- Ему семнадцать?

- Вот-вот.

- Малость староват для четырнадцати, тебе не кажется?

- А что прикажете делать?

- Семнадцать самый распущенный возраст.

- Семнадцать чистая анархия.

- Вспомню себя в семнадцать, так это был кошмар. Абсолютный кошмар.

- Аналогично.

- Управление машиной в нетрезвом виде, так это еще ботва.

- Сейчас подумаешь, так волосы дыбом.

- И ведь яне был каким-нибудь там бешеным, а некоторые из ребят, они ж были совсем бешеными.

- Я тоже встречал таких.

- Понимаешь, они же всерьез считали, что кровь на седле это специально.

- И не напоминай.

- Вот и говори про поведение.


- Да.


- Это ж такое было поведение, туши фонарь.


- Да.


- Можно сказать им, чтобы повременили, но что ты скажешь им потом, после того, как сказал повременить.

- Сказать им держаться на хрен подальше от бабушкиного домика.

- Так они и послушались.

- Что ж, по крайней мере, мы дали им простые имена.

- Простые, но красивые.

- Украсть ребенка. Начать все сначала.

- Разорвать его в клочья, в клочья, в клочья.

- Или сходить на полянку.

- Знойным полднем.

- Чертовы нимфы, должны ж они где-то быть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза