Читаем Шестьдесят рассказов полностью

- Сколько тебе лет?

- В августе исполнилось тридцать два.

- Ты выглядишь моложе.

- Нет, не выгляжу.

Она высокая, в ее длинных темных волосах проглядывает - если получше присмотреться - седина.

Она говорит: «При первом нашем знакомстве ты был пьян, как сапожник».

- Да, я помню.

Я наткнулся на нее в самой рядовой ситуации, на вечеринке с коктейлями, и она сразу же занялась моими руками - сперва трогала их пальцами, а затем вцепилась в запястья, самым возбужденным и необузданным образом, продолжая при этом спокойно рассуждать о каких- то там фильмах.

Чудесная, необыкновенная женщина.

* * *

Она хочет сходить в церковь!

Что?!

- Сегодня воскресенье.

- Я не видел церковь изнутри двадцать лет. Если не считать те, что в Европе. Соборы.

- Я хожу в церковь.

- В какую?

- Пресвитерианскую.

- Ты пресвитерианка?

- Была когда-то.

Я нашел в телефонном справочнике пресвитерианскую церковь.

Мы сидим в церкви бок о бок, ни дать ни взять супружеская парочка. Бежевый полотняный костюм преображает ее тело в нечто тихое, безопасное, по-воскресному благостное.

Слева и справа от кафедры, на высоких резных стульях, восседают два священника. Один молодой, другой старый. Они ведут службу по очереди. За нашими спинами располагается хор, солирующий тенор поразительно хорош, я даже оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него.

Мы встаем, садимся и поем вместе со всеми остальными, руководствуясь мимеографированным распорядком.

Старый священник, хрупкий, горбоносый, с коротким ежиком седых волос, одетый в черную сутану и тонкий белый стихарь с кружевами, стоит за кафедрой.

Жертва,- говорит священник.

Он вскидывает глаза к галерее, где расположился хор, снова смотрит на нас и повторяет:

- Жертва.

Мы слушаем великолепную проповедь о Жертве с цитатами из Эврипида и А. Э. Хаусмана[58]

После службы мы едем домой, и я снова ее привязываю.

* * *

Это верно, что К. никогда никого не поймает. С таким-то топорным подходом к делу. Он бы еще слонялся по темным закоулкам с рогожным мешком в руках.

П. применяет маленькие стрелки со снотворным, выпускаемые устройством, замаскированным под воскресный выпуск «Нью-Йорк тайме».

Д. применяет шахматы, что, конечно же, несколько сужает его поле деятельности.

С. применяет заклятие, унаследованное им от прабабушки.

Ф. применяет свое недомогание.

Т. применяет лассо. Он способен крутить над самой землей двадцатифутовую петлю, впрыгивая в нее и выпрыгивая ногами, обутыми в стопятидесятидолларовые ковбойские сапоги ручной работы. Завораживающая картина.

С. обвиняют в ночной охоте с применением автомобильных фар, применительно к оленям законы нашего штата признают этот способ браконьерским. Однако в этих законах нет ни слова о женщинах.

X. применяет дионисический экстаз.

Л. профессионал высочайшей пробы. Насколько я знаю, у него их сейчас четыре.

Я применяю «Джека Дэниэлс».

* * *

Я стою рядом с одним из «вытаращенных» портретов и размышляю, а не вскрыть ли конверт под паром.

Возможно, это самая заурядная мольба о спасении.

Я решаю, что лучше уж мне не знать, что там в письме, и отправляю его по почте, вкупе с телефонным счетом и маленьким (25 $) пожертвованием на безнадежное,

но благородное начинание.

#9830; * *

Спим ли мы вместе? Да.

Ну что об этом скажешь?

Это - наименее странный аспект нашей временной совместной жизни. Это заурядно, как хлеб.

Она говорит мне, что и как. Иногда на меня снисходит вдохновение, в такие моменты я не нуждаюсь в указаниях. Как-то я отметил место на полу, где мы занимались любовью, крестиком из лейкопластыря. Увидев этот крестик, она рассмеялась. Откуда следует, что иногда я способен ее развеселить.

О чем она думает? Откуда мне знать? Возможно, она воспринимает происходящее как небольшое отступление от своей «настоящей» жизни, нечто вроде пребывания в больнице или, скажем, участия в большом жюри, собранном для рассмотрения дела об убийстве, когда присяжных полностью изолируют от общества в какой-нибудь гостинице. Я ее преступно похитил, что безусловно ставит меня в положение виновного - обстоятельство, позволяющее ей относиться ко мне мягко и снисходительно.

Она восхитительная женщина и прекрасно осведомлена о своей восхитительности, а потому проявляет (вполне оправданно) некоторое самодовольство.

Веревка имеет длину в сорок футов (то есть женщина может свободно перемещаться на сорок футов в любом направлении) и представляет собой в действительности нитку - мерсеризированный хлопок цветового оттенка 1443, изготовлено в Белдинге.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Божий дар
Божий дар

Впервые в творческом дуэте объединились самая знаковая писательница современности Татьяна Устинова и самый известный адвокат Павел Астахов. Роман, вышедший из-под их пера, поражает достоверностью деталей и пронзительностью образа главной героини — судьи Лены Кузнецовой. Каждая книга будет посвящена остросоциальной теме. Первый роман цикла «Я — судья» — о самом животрепещущем и наболевшем: о незащищенности и хрупкости жизни и судьбы ребенка. Судья Кузнецова ведет параллельно два дела: первое — о правах на ребенка, выношенного суррогатной матерью, второе — о лишении родительских прав. В обоих случаях решения, которые предстоит принять, дадутся ей очень нелегко…

Александр Иванович Вовк , Николай Петрович Кокухин , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза / Религия
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза