Читаем Шестьдесят рассказов полностью

- Прекратите эти смешочки! О чем мы с вами думаем? Как можно издеваться над этой достойнейшей девушкой? Сдохнуть мне на месте, если я такое допущу! Кто мы такие, джентльмены или нет? А эта леди, разве она нам не соученица? Или мы тут все звери лесные? А вот эта, сидящая в наших рядах Рамона, эта бля… тьфу, эта бла… нет, я не то хотел сказать. Я хотел сказать, что прежде, чем тыкать ее бревном в глаз, мы должны тыкнуть себя в глаз соломинкой. Ибо, как учит нас Августин, если по причине некой нашей погрешности либо прегрешения нас обуяет печаль, мы должны не толико помнить, что дух сокрушенный суть жертва Господу, но и не забывать сказанное: ибо как вода тушит огнь пылающий, тако же милостыня тушит грех, ибо я желаю, говорит Он, скорее уж милости, чем жертвы. А потому, так как если бы нам угрожала опасность от огня, мы бы, конечно, побежали за водой, которой потушить его, и были бы благодарны, если бы кто указал нам воду поблизости, точно так же, если пламя греха разгорелось над соломой страстей наших, нам следует возрадоваться этому, что нам дарована почва для большой милостивой работы. А потому…

Гарольд застыл с открытым ртом, сраженный горячностью собственной фантазии.

Студент, сидевший рядом с Рамоной, заглянул Сэму в глаза.

- Карие.


16


Мунбелли острил свой боевой топор.

- Гимн на рождение? А хочу ли я написать гимн на рождение?

- И что я вообще думаю об этом идиотском рождении?

- В традиции оно укладывается, тут уж не поспоришь.

- Не в этом ли истинное назначение городов? Не потому ли объединились особи под красно-бело-синим флагом?

- Города - человеческие экониши, в каждом - своя популяция.

- Города эротичны, но их эротика уныла. Сделать это лейтмотивом?

- Это не совсем в моем ключе, лучше всего у меня получается что-нибудь такое, протестное. И все же…

- С… F… С… F… С… F… G7…

Мунбелли написал песню «Городские копуляции».

Представитель звукозаписывающей компании вручил Мунбелли золотой диск, отмечавший продажу первого миллиона экземпляров «Городских копуляций».


17


Чарльз и Жак продолжали беседовать с Гектором Гимаром, бывшим тромбонистом.

- Твоя проблема несовременна,- говорит Жак.- В наши дни основная проблема не страх, но его отсутствие.

- Подожди, Жак. Лично я не вижу ничего плохого в профессии тромбониста, и все же мне понятны чувства Гектора. Я знаю художника, который точно так же относится к профессии художника. Каждое утро он встает, чистит зубы и становится перед чистым холстом. Им овладевает ужасающее ощущение, что он здесь de trop. Тогда он идет на улицу и покупает в угловом киоске свежий номер «Тайме». Он возвращается домой и читает «Тайме». Пока он общается с «Тайме», все в порядке. Но вот газета исчерпана. Остается чистый холст. Тогда (обычно) он делает на нем какую-нибудь отметину, отметину, никак не связанную с его истинными намерениями. То есть, любой значок, просто чтобы на холсте что-то было. Затем он впадает в глубокое уныние, потому что эта отметина - совсем не то, что он намеревался выразить. А время уже к ленчу. Он идет в деликатесную лавку и покупает бутерброд с пастромой. Он возвращается домой и ест бутерброд, поглядывая краем глаза на неправильную отметину. Покончив с бутербродом, он ее закрашивает. Это приносит ему некоторое удовлетворение. Остаток дня уходит на размышления - поставить или не поставить новую отметину. Если плюнуть на сомнения и поставить новую отметину, она неизбежно окажется неправильной. Он плюет на сомнения и ставит отметину. Она неправильная. Хуже того, она нестерпимо вульгарна. Он закрашивает вторую отметину. Страх нарастает. Однако за прошедшее время холст, вроде бы сам по себе, в результате всех этих ошибок и закрашиваний приобретает довольно интересный вид. Он идет в магазин и покупает мексиканский телевизионный обед и много бутылок «Карты Бланки». Он возвращается к себе на чердак, садится перед холстом, съедает мексиканский обед и выпивает пару бутылок «Карты Бланки». Нет, этот холст никак нельзя назвать назвать «чистым». Забегающие на огонек друзья поздравляют его с тем, что у него на подрамнике не чистый холст. Он начинает чувствовать себя получше. Из ничто вырвано нечто. Качество этого «нечто» остается под большим вопросом - он не ощущает еще полной свободы. Ну и, конечно же, все эти художественные заморочки - искусство, как целое - ушли куда- то в сторону, его голова занята совсем другим, и он это знает, и все равно он…

- А как это связано с игрой на тромбоне? - спрашивает Гектор.

- Когда я начинал,- говорит Чарльз,- я думал про какую-то такую связь.

- Как сказал Гете, теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо.


18


Весь город смотрел кино про индийскую деревню, осаждаемую тигром. И только Уэнделл Кори отважился встать на пути тигра. Затем Уэнделл Кори выронил винтовку - точнее сказать, тигр выбил винтовку у него из рук - и остался с одним ножом. Для полной радости левая рука Уэнделла Кори оказалась в пасти тигра, по самое плечо.

Рамона думает о городе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Божий дар
Божий дар

Впервые в творческом дуэте объединились самая знаковая писательница современности Татьяна Устинова и самый известный адвокат Павел Астахов. Роман, вышедший из-под их пера, поражает достоверностью деталей и пронзительностью образа главной героини — судьи Лены Кузнецовой. Каждая книга будет посвящена остросоциальной теме. Первый роман цикла «Я — судья» — о самом животрепещущем и наболевшем: о незащищенности и хрупкости жизни и судьбы ребенка. Судья Кузнецова ведет параллельно два дела: первое — о правах на ребенка, выношенного суррогатной матерью, второе — о лишении родительских прав. В обоих случаях решения, которые предстоит принять, дадутся ей очень нелегко…

Александр Иванович Вовк , Николай Петрович Кокухин , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза / Религия
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза