Шестьдесят сражений Наполеона

В самом деле, из 175 000 человек, состоявших в начале войны в 1-й и 2-й армиях, до Бородина дошли 95 000 солдат. И это после боев у Витебска, Салтановки, Красного и Смоленска, после отделения части сил для прикрытия Петербурга и после тяжкого отступления с арьергардными боями. При всем том обе русские армии расстраивало отсутствие единоначалия. Барклай-де-Толли и Багратион оценивали обстановку и искали решения каждый по-своему. Оставив Смоленск, первый по-прежнему считал, что соотношение сил не позволяет дать решительного сражения. По этой причине он отказался от позиции у Дорогобужа, а затем у Вязьмы и, наконец, решился дать битву у Царева-Займища. Багратион негодовал по поводу действий Барклая-де-Толли. Он требовал сражения. «Я вас уверяю, — писал он Ростопчину в Москву, — приведет к вам Баклай армию через шесть дней». Почти открыто командующий 2-й армией обвинил военного министра в отсутствии патриотизма. В армии зрело недовольство. Разногласие между командующими становилось опасным. Нужен был главнокомандующий, который бы пользовался всеобщим уважением и признанием не только в армии, но и в стране.

Для его избрания в Петербурге был созван Чрезвычайный комитет, который и определил на эту роль генерала Михаила Илларионовича Кутузова. Скрепя сердце царь утвердил назначение. Это произошло 20 августа.

Бородинское сражение. 7 сентября

Самое страшное из всех моих сражений — это то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские оказались достойными быть непобедимыми.

Наполеон

29 августа М.И. Кутузов прибыл в Гжатск и принял командование русскими войсками. Весть об этом облетела армию. «Приехал Кутузов бить французов», — говорили солдаты. Облегченно вздохнули офицеры. Армию возглавил человек, которому верила страна, кончился период разногласий и исканий. Все ожидали, что французов остановят и не допустят к Москве, до которой было уже рукой подать.

Однако Кутузов, осмотрев позицию при Цареве-Займище, отказался от сражения и приказал отходить на восток, стремясь сблизиться с резервными войсками, формируемыми под Москвой. По сведениям, полученным от генерал-губернатора Ростопчина, к действующей армии должно было присоединиться более 100 000 человек. Но вместо обещанных Ростопчиным 31 000 человек резервов и 70 000 ополченцев в Гжатск прибыли под командой генерала Милорадовича всего 15 500 рекрутов, и на марше было около 25 000 ополченцев.

Всего, таким образом, насчитывалось около 135 000 войск. А по сведениям русского штаба, Наполеон выступил из Смоленска со 190 000 войск при 1000 орудий. Сам Кутузов, однако, считал, что у императора не более 165 000 солдат. Но зато каких! На знаменах этих частей можно было прочитать: «За Аустерлиц», «За Иену», «За Баграм». Русских же войск было меньше, на треть они состояли из новобранцев и ополченцев. Правда, все они горели желанием бороться за свое Отечество.

Кутузов, принимая армию, знал, что Барклай-де-Толли прав, что Наполеона погубят, если вообще что-нибудь его может погубить, отдаленность от базы; невозможность длительной, долгими месяцами ведущейся войны и нескольких тысячах километрах от Франции, в пустынной, враждебной громадной стране; недостаток продовольствия; непривычный климат. Но еще более точно Кутузов знал, что отдать Москву без генеральной битвы не позволят и ему, как не позволили это сделать Барклаю-де-Толли. И он решил дать эту битву — ненужную, по его глубокому убеждению. Излишняя стратегически, она была неизбежна морально и политически. В этом мнении сходились и иностранные наблюдатели: «Кутузов, наверное, не дал бы Бородинское сражение, в котором, по-видимому, не ожидал одержать победы, если бы голос двора, армии, всей России его к этому не принудил. Надо полагать, что он смотрел на это сражение как на неизбежное зло. Он знал русских и умел с ними обращаться».

Итак, сражение было неизбежно. Кутузов это знал твердо, с этим обязательством он и получил верховное командование.