Шестерка Атласа

– Да. – Сама мысль о том, чтобы предложить Каллума, внушала Тристану тревогу, но, к счастью, того не было в доме. Его присутствие, как и присутствие Рэйны, ощущалось по следам бьющей через край магии. Хотя Каллум и насоздавал столько иллюзий, что Тристан уже не понимал, какие сейчас работают, а какие нет.

– Скажем, на одних путях Каллум, а на других мы, – уточнил Тристан.

– О. – Либби моргнула и тут же вытаращила глаза. – Ну, я…

Тристан замер, готовясь услышать ответ. Он сам пока не понял, как их именно слов ждет от нее. Для Либби это был гипотетический вопрос, так что вряд ли она сейчас взяла бы и определилась с позицией.

И все же она ошарашила Тристана, сказав:

– Не хочу отвечать.

– Что? – выдал он вопрос, который так резко взвился из глубин растревоженных мыслей, что вздрогнул весь исстрадавшийся мозг. – В каком смысле ты не хочешь отвечать?

– Я никого не убью, – пожала плечами Либби. – Не стану я этого делать.

– Представь, что у тебя нет выбора.

– В пределах мысленного эксперимента?

Тристан помедлил и сказал:

– Да, в пределах мысленного эксперимента.

– Выбор есть всегда и у всех. – Либби прикусила внутреннюю сторону щеки, постукивая по страницам рукописи в такт некой звуковой волне. – А ты?

– Что я?

– Убил бы Каллума?

– Я… – Тристан моргнул. – Ну, я…

– А меня? – Она скосила на него взгляд. – Меня ты убил бы?

– Нет. – Только не Либби. Ужасная вышла бы потеря, лишись мир ее силы, ее способностей. Это же откровенное преступление против человечества. Даже не будь в этом уравнении переменной в виде секса, Тристан все равно ответил бы так. – Нет, конечно, не убил бы, но…

– Что сказала Париса?

Тут он сообразил, что Париса сказала примерно то же самое, только совершенно иначе: «Я этого не сделаю».

– Думаю, – медленно произнес Тристан, – она устроила бы нечто вроде бунта. Захватила бы вагонетку. – Он выдавил мрачный смешок, от которого жгло в горле. – Неким образом убила бы половину и спасла другую, лишь бы не поступать так, как ей было велено.

– Ну, вот тебе и выбор, – сказала Либби, пожимая плечами так, словно Тристан перечислял реальные варианты. Тристан моргнул и хотел уже ответить, но его отвлекло движение, которым Либби аккуратно отметила нужное место в рукописи.

– Мне, наверное, стоит поговорить с… – обернулась она к Тристану. – Нужно… м-м… Мой парень, он… – начала Либби и тут же умолкла. – Надо, наверное, ему рассказать.

– Ты же не собираешься… – Черт. – И что ты ему скажешь?

Она пожевала губу.

– Пока еще не решила.

– Ты же не собираешься… – Останься.

– Не знаю. Не думаю. – Пауза. – Нет.

– То есть…

Казалось бы, не знаешь, что сказать, так и помалкивай, но просто закрыть рот и уйти, как будто подобные ночи – дело привычное, Тристану не давало острое похмелье, сушняк и напавшая на него абсолютная, ничем не сдерживаемая тупость.

– Значит, все ему возьмешь и расскажешь? Выложишь напрямую?

– Не знаю. Мне надо подумать, – ответила Либби.

Подумать она, конечно же, хотела в одиночестве. Правильно, этот мысленный эксперимент, в отличие от предыдущего, – работа сольная. С языка чуть не сорвалось «О чем подумать?», но мышечная память уже гнала Тристана прочь из спальни – и так дров наломал, не хватало еще своим присутствием наскучить, – ведь он привык держать дистанцию, как человек равнодушный. К счастью, отдалиться от Либби Роудс вышло легко.

Шли недели, а Либби с Тристаном так больше и не заговорила. Когда же им все-таки приходилось общаться, то выходило неловко, и они даже не поднимали глаз. Разок, правда, чуть не случилось опасное столкновение – когда они разминулись в проходе между столами в читальном зале и рука Тристана скользнула по бедру Либби. Ничего за этим, конечно, не последовало; вообще Тристан с Либби избегали друг друга, ограничиваясь простыми фразами «привет», «добрый вечер» или «будь добр(а), передай хлеб».

Пока, собственно, не прозвучало это: «Электроны».

Тристан усиленно думал в одиночестве – точнее, пытался, – и тут неожиданно прискакала Либби. Схватила стул за соседним столом и подсела к Тристану в приглушенном свете настольной лампы так, будто они просто друзья, у которых никогда, скажем, не было секса.

– При чем тут электроны? – спросил Тристан, чувствуя себя усталым и глупым. Как это ни иронично, но исследования мысли начисто лишали его способности думать, даже спустя два месяца работы. Текущая тема – предвидение (а также изучение знаменитейших в истории предсказателей вроде Кассандры и Нострадамуса) – позволила ему чуть менее чем ни фига подготовиться к подобного рода взаимодействиям, которые иначе как кошмарно непредсказуемыми он и назвать-то не мог.

– Если бы ты мог разбить вещи на такие малые частицы, как электроны, то изменил бы их химический состав, – сказала Либби, подаваясь к нему. – Предположительно.

– О. – Тристан прочистил горло. – Ну, это больше похоже на… тему дальнейших изучений, нет?

– Что, химия?

– Мы еще с психокинезом не закончили.

– Ну, в общем-то, это не идет вразрез с темой мысли, – сказала Либби. – Это, кстати, пришло мне в голову, когда мы обсуждали механику будущего. И да, ты о времени больше не думал?