Шестерка Атласа

– Мы все поражены проклятием, которого заслуживаем, – сказал он. – Кем бы я стал, будь мои грехи, сделавшие меня таким, какой я есть, иными? У тебя, мне кажется, комплекс малости, незаметности. – Он выпрямился и подался вперед. – Ты вынужден видеть все без прикрас, Тристан, – прошептал Каллум, – потому что думаешь, будто тебя совсем не видно.

Каллум забрал у Тристана стакан и облокотился о стол. Погладил Тристана по щеке, и его большой палец задержался на ямочке на подбородке. За миг до этого Тристан даже подумал, что, возможно, хочет этого: прикосновений, нежности.

Каллум знал о его желаниях, а потому, наверное, так и было.

– Я чувствую, – повторил Каллум, – очень глубоко.

А потом он встал, длинноногий и стройный, и остался Тристан сидеть с двумя пустыми стаканами.

Само собой, потом еще несколько дней он втихую разрывался, но и Каллуму приходилось не легче. В первую очередь они были друзьями, как и прежде, привыкшими выпивать по вечерам у камина. С компанейским Каллумом ему общалось легко. Но случались краткие моменты, когда пальцы Каллума вроде бы тянулись к плечу Тристана или ободряюще скользили по его спине.

Либби в это время держалась холодно и отстраненно, и мысли Тристана о времени, проведенном с ней, неизбежно сворачивали в сторону вопроса самого времени.

По мере того, как не по сезону ранняя весна пробивалась сквозь зимние холода, Тристан невольно стал все чаще выбираться на улицу и подходить к охранному периметру. Магическая аура у границ владений Общества была плотной и насыщенной, ощущалась, словно тугие, витые канаты, а вплетенные в них волокна чар от предыдущих классов и посвященных делали ее похожей на забавный, не дающий уснуть пазл. Тристан играл с ними, трепля отдельные элементы, будто отошедшие нити, и следя, не собьется ли мерный пульс.

Время. Простейший способ увидеть его – или какую там его составляющую Тристан мог вычленить – заключался в том, чтобы стоять на границе поместья, существуя сразу на нескольких его уровнях. Это не походило на стандартные уроки, но ведь и всю их учебу здесь стандартной никто не назвал бы. Со временем кураторов как будто убавилось; может, так только казалось, но с тех пор, как к каждому из класса обратились представители Форума, Атласа они почти не видели, а если он и появлялся, то все шестеро обходили его стороной, на цыпочках. Вдобавок каждый выработал у себя странные привычки, и у Тристана она была вот такой. В тишине он стоял и настраивал свои чувства, принцип работы которых понимал лишь отчасти, и надеялся – или скорее предполагал, – вдруг если смотреть достаточно долго, то что-нибудь да произойдет.

Беда была в его воображении. Либби же так и сказала: у нее оно ограниченное, а у Тристана с ним просто проблемы. Он объективно знал, что у мира несколько измерений, не все из них понятны, но он еще ребенком усвоил, какие очертания надо искать, и, само собой, высматривал их сейчас. Пялиться в знакомое и с какой-то стати пытаться увидеть в нем нечто новое – это расстраивало и казалось абсолютно невозможным. Да, Тристан видел то, чего другие не могли, но в такие моменты он не верил собственным глазам. Ребенок, которому методично напоминали о его бестолковости, вырос в мужчину, лишенного фантазии; ему не хватало изобретательности, которая открыла бы перед ним горизонты пошире. Иронично, но сильнее всего Тристана увечила собственная природа.

Он лишь однажды во время своих занятий наткнулся на постороннего. Это случилось сырой ночью, перед рассветом, когда в прохладном воздухе густо витала пыльца. Стоя в зарослях кизила, Тристан поднял взгляд и с испугом заметил у края лужайки юношу. Тот смотрел на особняк, словно толком не мог его разглядеть или будто бы видел нечто совершенно иное.

– Чего-то хотели? – произнес Тристан, и незнакомец моргнул, фокусируясь на нем. Он казался не сильно взрослым, примерно ровесник ом самому Тристану, если не младше; жилистый и очень худощавый, с длиннющими черными волосами; он производил впечатление человека, который редко позволял себе быть неряхой. Он вряд ли постоянно обливался кофе, но именно сегодня рубашку замарал.

– Вы меня видите? – в недоумении спросил парень. Тристан подумал, что он, должно быть, накрыл себя маскирующей иллюзией, но не успел спросить. – А, ладно, забейте, это же очевидно. – Парень вздохнул, как бы обращаясь к себе. Он был не британцем, даже наоборот, откровенным американцем, хоть и не того пошиба, что и Либби.

Тристан еще успел удивиться тому, что вспомнил ее, но отмел эти мысли. В последнее время она вообще часто ему вспоминалась.

– Ясно дело, ты меня видишь, иначе не заговорил бы со мной, – дружелюбно заметил парень, – вот только я прежде ни разу на других странников не натыкался.

– Других… странников? – переспросил Тристан.

– Обычно, когда я этим занимаюсь, то все слегка замирает. Я, конечно, знал, что есть и другие типы странников. Просто всегда думал, что существую на таком плане, который иные люди не видят.

– На другом плане чего?

Парень чуть нахмурился от удивления.