Шестерка Атласа

– Ладно, забей, я… похоже, ошибся. – Он прочистил горло. – Короче…

– На что ты смотришь? – спросил Тристан, которого в научном смысле больше занимала практика. – Что вокруг тебя? – Так он надеялся выяснить, находятся они в одном месте физически, только во времени или и во времени, и физически.

– О. – Парень огляделся. Он затянул с ответом, и Тристан уже успел усомниться, что вообще слышит его. – Ну, я у себя в квартире, – определился он наконец. – Стою и думаю, заходить или нет.

– Ну, тогда мы с тобой вряд ли на одном плане. – Это если незнакомец говорил правду; с другой стороны, с чего ему врать? А затем Тристан, усомнившись, что хочет прервать загадочную встречу, спросил: – Что ты думаешь?

– Ну, я просто еще не до конца решил, делать мне кое-что или нет. То есть все куда хуже. Я так-то уже решил и просто надеюсь, что решение верное. Но оно неверное, хотя, может, это и не так. Впрочем, думаю, уже неважно, – со вздохом произнес парень, – ведь я уже начал и оглядываться назад смысла нет.

Это, конечно, многое объясняло.

– Не стану задерживать, – сказал Тристан. – Я просто… типа играл тут немного.

В голове уже пошли вычисления, хотя толку от них не было. Тристан и незнакомец, похоже, пересеклись на одном плане чего-то, скорее всего, времени. Иного правдоподобного объяснения Тристан не видел, но как он сам здесь очутился? Либо все произошло незаметно (а значит, он такое мог проделывать и прежде), либо он как-то активировал механизм, но забыл отметить. Пора записывать, что ел и какие носки натянул. Каждый шаг, когда отступал от рутины, на случай если вдруг получится вытащить себя в другой уголок реальности.

– Что ж, ладно, играй да не заигрывайся. – Парень криво усмехнулся. – Меня, кстати, Эзра зовут.

– Тристан.

– Тристан, – эхом повторил Эзра, пожимая протянутую руку и чуть хмуря брови. – Не тот ли…

Тристан ждал продолжения, но Эзра, не договори в, прочистил горло.

– Забей. Всего наилучшего, Тристан, – сказал он и пошел прочь, постепенно скрываясь в густом тумане.

Эзра исчез, а до Тристана дошло: он кое-что сделал. Но что именно, не имел ни малейшего понятия. Развернувшись на месте, он зашагал в сторону дома, взлетел по крыльцу и остановился только в коридоре с комнатами.

Можно все рассказать Либби. Она перевозбудится, а значит, он сможет сказать нечто насмешливое вроде: «Успокойся ты, это пустяк», даже если настроен будет иначе. С этими мыслями Тристан посмотрел на ее дверь и замер. К несчастью, Либби в попытке разгадать загадку захочет задать вопрос-другой. Она была зодчим деталей, который не вылезал с передовых созидания. Ей захочется посмотреть, как вещи двигаются, какие части задействованы, а Тристан, разумеется, не сможет ничего ответить. Тогда она посмотрит на него большими глазами и спросит: «Что-нибудь еще?» Он скажет, мол, ничего он больше не знает и зря он вообще об этом заговорил… Тристан глянул на часы на руке.

Пять.

Утра.

Тристан со вздохом отошел от двери Либби и постучался в ту, которая была рядом с его.

Каллум открыл без рубашки, взъерошенный. У него за спиной Тристан разглядел еще не остывшие смятые простыни, на которых он, такой чинный, спал какие-то мгновения назад.

Странно, что Тристан не знал, как Каллум выглядит для остальных. Порой он жалел, что не может забраться к другим в голову, словно та же Париса, и увидеть это. В нем сейчас говорило любопытство. Каллум явно сотворил нечто со своими волосами и носом. Применил некие чары, но вот целостного результата Тристан оценить не мог. Каллума он видел обычным: не совсем белокурые волосы и высоковатый лоб; челюсть, такая мощная, что казалось, будто он не разжимает стиснутых зубов. При умении внешность можно исправить. Глаза у Каллума были близко посаженные и не такие синие, какими они казались остальным. Каллум, наверное, даже позволил себе постоянные магические изменения; технологии смертных и то помогали скорректировать зрение, а уж с медитскими чарами, доступными сыну главы агентства иллюзионистов, он явно уже позабыл свое подлинное лицо.

– Вижу тебя, – вырвалось у Тристана, еще прежде, чем он сообразил, что говорить. Но так, наверное, даже лучше было, ведь он мог ляпнуть: «Не хочу быть один» или того хуже: «Не знаю, чего хочу». И то и другое Каллум угадал бы по его виду. Просто ужасно, когда ты столь катастрофически открыт.

Каллум посторонился, жестом приглашая, и Тристан, не говоря ни слова, вошел.

Нико

Нико уклонился от кросса справа, но пропустил жесткий хук и в голос выругался, перемешав высоколобый испанский и сельские новошотландские оскорбления.

Как-то Гидеон научил его одной фразе на русалочьем – смеси датского, исландского и смутного подобия инуитского, – но предупредил: произнесешь неверно и вызовешь морское чудовище, полупризрак-полусирену, поэтому употреблять ее смысла не было. Макс тоже не помог расширить запас ругательств, потому что упорно повторял только «бля».

– Что-то ты не в настроении, – заметила Рэйна, смахивая пот со лба и глядя, как Нико, потеряв равновесие, пятится в жизнерадостно цветущий розовый куст.