Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове

А Гулин бросился под яр, побежал по настилу, высоко подпрыгивая; стволы прогибались, и со стороны казалось: человек бежит по клавишам огромного пианино. Легкий, стройный, уверенный, он в одно мгновенье оказался рядом с младшим Захаренко. Трактористы подошли ближе, стали наблюдать за действиями Гулина сбоку. Он наклонился, на лоб упала прядь волос, лицо покраснело. Он шарил шестом под мотором трактора.

Потом Гулин выпрямился. Младший Захаренко насмешливо наклонил голову. Гулин увидел это и снова забросил шест. Он бы возился еще, если бы Свирин не сказал упавшим голосом:

— Ах ты, беда! А ведь на крюке-то… Я ведь на крюк веревочку намотал! — Он по-бабьи всплеснул руками.

Вспомнили трактористы: еще в деревне поднял Свирин с земли небольшую веревочку; прищурившись, посмотрел на нее и, отряхнув от снега, аккуратно замотал на крюк последней машины.

— Как это забыл, друзья-товарищи, понять не могу, — старался оправдаться Свирин. — Небольшая такая веревочка, думаю, пригодится в дороге. Замотал — и забыл совсем! Ах ты, беда!

Хмуро смотрели трактористы на Свирина, молчали. Гулин бесшумно открыл рот, словно собрался что-то сказать, но только крепко выругался сквозь зубы.

Опытные, видавшие виды трактористы стояли на реке Улу-Гае. Не одному доводилось, ухнув с трактором в болото, лезть с колючим тросом в ледяную липкую грязь, разгребая ее руками. Бывало и так — встанет намертво машина в пятидесятиградусный мороз, заледенеет металл — прикоснуться нельзя, а тракторист скинет рукавицы, пополощет руки в бензине и часа три-четыре то заводную ручку крутит, то роется в моторе. Плюнет, бывало, с досады — плевок ударится о металл звонко, как дробинка.

— В воду надо, — задумчиво сказал старший Захаренко, и трактористы поняли, почему он сказал первый об этом, хотя все думали о том же: не может лезть в воду человек с вывихнутой рукой.

— Придется! — огорченно воскликнул Калимбеков.

Опять замолкли трактористы в раздумье, потом, словно по команде, повернулись к Свирину, спокойно, безулыбочно смотрели на него: «Приказывай! Ты начальник, воля твоя!» — говорили их спокойные глаза. Но Свирин понял, их по-своему: сбросив рукавицы, начал расстегивать верхнюю пуговицу телогрейки. Расстегнул, взялся за другую. Обыденны, неторопливы его движения, словно пришел Свирин домой и раздевается, собираясь отдохнуть.

— Погоди! — раздался голос Гулина. — Дай-ка я слажу. Простудишься еще, чего доброго… Человек ты пожилой, семейный!

Непонятно, чего больше в голосе Гулина: насмешки или товарищеской теплоты; стоит, широко расставив ноги, улыбается прищуренными глазами, насмешливо кривит нижнюю губу.

— Застегни пуговицы, начальник! Речушка не первая, сам говорил — пятнадцать на пути. Хватит на всех!

Калимбеков сорвался с места.

— Правильно, товарищ! Все будем купаться. Разреши, и я тоже!

Гулин быстро сбросил телогрейку, дернул за ворот рубаху, потянул, обрывая пуговицы.

Белотел и строен Гулин. Под тонкой кожей перекатываются желваки мускулов, вены веревками бугрятся по рукам. Посмотрели на Гулина трактористы и подумали, что любят, наверное, Гулина женщины, жадно ласкают налитое тело, крепко прижимаются к широкой груди. А он улыбается с прищуром, снисходительно позволяя любоваться собой.

На раздетого Гулина накинули тулуп, и он, поджав пальцы, прошел по льду к машине. Шестом отпихнул льдину от мотора, кивнув Свирину: «Готовь трос!» — обернулся к трактористам, сбросил тулуп и, озорно подмигнув, без колебаний бросился в воду. Брызги полетели в стороны, ахнула вода, негромко вскрикнул Гулин и замолк, точно задохнулся.

— Зря голову мочил, — заметил старший Захаренко. — Мерили же глубину…

— Трос давай! — закричал Гулин.

Ему бросили трос, он подхватил его, потянул на себя. Трактористы торопливо помогали, в суматохе мочили валенки в воде. Наконец трос подали, и Гулин погрузился в воду, но без троса — отвязывать веревочку.

— Одежду готовь! — крикнул Сашке Свирин, а старший Захаренко пошел к берегу — костер разводить.

Наконец Гулин вынырнул. Несколько секунд он ошалело мигал глазами, широко открыв рот. На лед полетела мокрая тоненькая веревочка.

— Давай! — исступленно закричал Гулин.

Еще раз погрузившись в воду, он накинул трос на крюк. Гулина ухватили за руки и вытащили из воды. Он дрожал. И Сашка Замятин подумал вдруг, что все это до нелепости странно, неправдоподобно: кругом снег, лед, светит зимнее солнце, а на реке стоит голый человек и, не попадая зуб на зуб, судорожно натягивает кальсоны.

— Помогай, ребята! — закричал Калимбеков, набрасывая на Гулина нижнюю рубаху. Ее подхватил младший Захаренко и, как ребенку, стал натягивать рубаху через голову.

Гулин никак не мог попасть в рукав, и, перехватив его руку, Захаренко одел его. Так же быстро натянули верхнюю рубаху, штаны, телогрейку, тулуп. Свирин сказал:

— Гоняй его, друзья-товарищи!

Гулина подхватили под руки и потащили по дороге к яру. Он едва успевал переставлять ноги, волочился. Калимбеков советовал:

— Ногами бежи, ногами.