Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове

Тело у Олега Олеговича было смуглое, росли на груди буйные волосы, на тонком перехвате талии туго, как литые, сидели красные плавки. Фигура у него походила на треугольник, где основанием — плечи, сторонами — линии ног и бедер. Каждый мускул на теле залегал отдельно, а когда Прончатов взялся за гантели, мышцы покрылись блестящей пленочкой пота, набухли, налились.

— Доброе утро, Олег! — наконец сказала Елена Максимовна, выбрав секундочку, когда муж передыхал после трудного упражнения. — Не переутомляй себя, ты и так много работаешь…

После этих слов Елена Максимовна широким движением руки сбросила с себя одеяло, выйдя из него, неторопливо встала на ноги. Она была еще хороша, очень хороша, жена Прончатова! Легкая рубашка открывала плечи шевровой выделки, под тонким шелком, выпуклые, загодочно двигались бедра, на лице бархатилась нежная, гладкая кожа, глаза были, как в девичестве, цвета перезревшего крыжовника, но особенно хороши были волосы — рассыпчатые, скользящие, как бы вспененно улетающие вверх.

— Завтрак будет к семи, Олег!

Продолжая махать гантелями, Прончатов проводил жену взглядом, выполняя сложное упражнение для брюшного пресса, умудрился-таки пожать плечами: «Что с ней, господи, случилось?» Однако он выполнил до конца весь комплекс, подражая йогам, подышал глубоко и только после этого, подставившись под ледяной душ, злобно завыл: «Ой, пропадаю!» Потом, растираясь жестоко махровым полотенцем, он вдруг остановился, подмигнул умывальнику и вслух недоуменно произнес:

— В чем же я провинился? Уж такой я хороший…

Когда Олег Олегович в пижонском летнем костюме, чисто выбритый, надушенный «Шипром», появился в дверях столовой, то за столом уже сидели жена Елена Максимовна, сын Олег и дочь Татьяна, хорошо и тщательно одетые, так как Прончатов любил дорогую одежду. Так что в столовой, где стоял простенький стол и плетеные стулья, посиживала его семилетняя дочь Татьяна в отличном платье, которое отец привез ей из Финляндии, где изучал сплавное дело.

— Доброе утро, господа-товарищи! — поздоровался Прончатов, скашивая глаза на двенадцатилетнего Олега. — Как мы сегодня живем-можем?

Олег Прончатов-третий (?) задумчиво ел творог с изюмом, молчал, а ложку держал кособоко, всеми пальцами, точно ручку молотка. Это было странно, но сын Олег, внешне как две капли воды похожий на мать, характер имел отцовский, а Татьяна — копия отца — обладала материнским характером. Вот тебе и внешность — зеркало души!

— Мой сын стал вегетарианцем? — кладя на тарелку свиную котлету, спросил Олег Олегович. — Он дал клятву не есть мясо?

— Он копит колбасу! — за брата ответила дочь Татьяна и опустила загнутые ресницы. — Потом он колбасу ест с мальчишками в бане.

— Слышишь, Прончатов! — после длинной паузы заметила Елена Максимовна. — Опять эта баня!

Чтобы не путаться, Елена Максимовна при сыне мужа всегда называла по фамилии, потом незаметно привыкла к этому и теперь только в спальне называла его Олегом. Сегодня слово «Прончатов» она произнесла подчеркнуто четко, каждую букву слова поставила отдельно.

— Опять эта баня, Прончатов!

Он не ответил, так как испытующе глядел на жену и детей. Что и говорить, он был главой чинного, весьма благопристойного семейства — у каждого на коленях лежала чистая накрахмаленная салфетка, стол был сервирован отлично, посуда была отменной, и Олег Прончатов-третий, с мужской точки зрения, вел себя вполне достойно: на выпады матери и сестры не отвечал. Вообще было интересно наблюдать, как маленький человек, фотографически похожий на тебя, делает непрончатовские движения, говорит непрончатовские слова, а человек, на тебя совсем не похожий, делает все по-твоему. Вот извольте полюбоваться!

Выпив чай со сливками, дочь Татьяна напустила на лицо материнское выражение, аккуратно вытерла каждый палец салфеткой, сложила ее па четыре дольки и чинно устремила на Прончатова его собственные глаза:

— Папа, я хочу выйти из-за стола. Мне надо пойти к девочке, с которой я играю.

Покачиваясь на стройных ножках, грациозная, как дикая коза, Татьяна выбралась из комнаты, оставив в воздухе чинный, протяжный голосок. А вот сын Олег Прончатов-третий, с материнским лицом и глазами, из-за стола поднялся грубо и резко, весь независимый, насупленный, особый, пошел к дверям прончатовской походкой, и левый карман у него оттопыривался — колбаса!

— До свиданьица! — насмешливо попрощался Олег Прончатов-третий.

Ему, конечно, надо было дать укорот за украденную колбасу, поставить на место, но у Олега Олеговича были дела и поважнее — жена его, сама Елена Максимовна, вела себя непонятно, в высшей мере странно и даже загадочно. На мужа она глядела редко, но зато пронзительно, брови у нее сдержанно хмурились, а лоб пересекала думающая морщина. Необычной была она, ох, необычной!

— Так на чем мы остановились вчера? — весело спросил Олег Олегович. — Помнится, что ты говорила о Вишнякове.

— Это ты говорил о Вишнякове, — не подымая глаз от стакана, ответила Елена Максимовна. — Ты вот уже две недели о нем только и говоришь…

— Тю-тю-тю!