Шестеро против Скотленд-Ярда [сборник]

Если не считать его собственных лживых рассказов, я ни от кого не слышал истории о том, чем он занимался во время Первой мировой войны, хотя сам Скаллион обожал много рассуждать на эту тему. Но стоило задать ему какой-то конкретный вопрос, как он тут же уводил разговор в сторону, делая вид, что его сбили с мысли, бестактно прервав. Впрочем, нельзя не отдать ему должное – фантазии майора отличались изрядной занимательностью. Ему удавалось полностью увлечь своих слушателей и буквально заворожить их невероятными выдумками. Его побасенки изобиловали подробностями, как справочник «Кто есть кто в военных кругах», но странным образом в них неизменно фигурировали дивизии и командиры, о которых никто из его собеседников никогда прежде не слышал. «Вы живо напоминаете мне полковника… такого-то, – говорил он, бывало. – Мы еще называли его стариной… таким-то. Служил в составе… такой-то дивизии. Артиллерист, воевал в Месопотамии». И если кто-нибудь замечал: «Я сам служил там, но не помню его», он мгновенно находил правдоподобное объяснение: «Я сказал, в Месопотамии? Память стала ни к черту! Слишком много виски употребил сегодня. На самом деле имел в виду Салоники».

Он к месту и ни к месту вставлял иностранные идиомы, показывая, как много путешествовал, хотя я был почти уверен, что он ни разу не уезжал дальше Булони. Чтобы странствовать по свету, необходимо преодолеть природную лень, не говоря уже о том, чтобы иметь на это необходимые средства. Да и к чему ему было отправляться за границу, если на родине хватало лопухов вроде меня, способных создавать для него все необходимые удобства и вкусно кормить? А в том, что касалось еды, он вел себя по-свински. Не имело значения, в чьей компании майор находился, каждая трапеза воспринималась им как приготовленная исключительно ради его удовольствия, во имя насыщения брюха этого борова. Пасть его вмещала невероятное количество пищи. Он набивал себе рот и, не затрудняясь пережевыванием, заглатывал еду, посылая вслед целые пинты любых имевшихся под рукой спиртных напитков. Пил все подряд – лишь бы было покрепче. Мне кажется, простой воде он предпочел бы даже скипидар. «Сгодится все, что горит», – приговаривал майор, и эта привычка оказывалась как нельзя кстати для запланированного мной убийства. Он совершенно не разбирался в сортах напитков, не воспринимал вкуса, но зато поглощал их в невероятных количествах.

И еще одна вещь весьма хорошо вписывалась в схему того, что я собирался осуществить, – табак. Майор дымил, как фабричная труба, и был самым заядлым курильщиком из всех, кого я встречал, потребляя крепчайший трубочный табак, похожий на махорку, или дешевые сигары. Не существовало ничего, что он считал бы вредным для своих легких. Крупные и крепкие зубы майора были окрашены в цвет никотина, а потому его улыбка всегда напоминала оскал гиены. Когда ему не удавалось вытянуть из кого-нибудь денег на сигары, он вполне довольствовался дешевыми сигаретами «Вудбайнз», рассказывая всем о своих близких отношениях со стариной Вудбайном Уилли[5], хотя я не сомневался, что он никогда не встречался с этим человеком, которого многие почитали как святого. Но таков уж он был, наш славный майор.

Не существовало знаменитости, с кем он якобы не водил знакомства. Вот вам забавная штука. Лоуренса Аравийского он величал просто Лоури, а однажды набрался наглости, назвав графа Хейга фамильярным именем Дуг. Порой от его нахальной и подлой лжи хотелось кричать во весь голос. Я надеялся, что все пороки этого человека в совокупности приведут к ранней смерти. Для этого можно было бы использовать любой из них, но именно чрезмерное курение заставило меня задуматься о никотине. Я припомнил нашумевшее дело графа Бокарме, убившего своего зятя с помощью никотина за каких-то пять минут. Прочтя специальную литературу, я смог узнать, что попадание в желудок двух или трех капель никотина ведет к неминуемому летальному исходу. В анналах медицинской истории описывается такой случай, когда мальчик скончался через три часа после того, как выкурил самокрутку с дешевым жевательным табаком. А в случае с майором кто бы усомнился, что его убила лишь собственная неумеренность. Я знал наверняка – весь его организм был буквально пропитан курительной отравой. Но нельзя было полагаться исключительно на никотин. Для этого борова подобная смерть оказалась бы слишком легкой. Я же хотел, чтобы он скончался в страшных муках и судорогах. И чуть позже именно такой ужасный финал был мною придуман.