Но зависимость от майора сделалась действительно нестерпимой. Его все возраставшие аппетиты подрывали мое стремление сохранять независимость от денежных средств жены. А он начинал выдвигать все более вздорные требования. Например: «Купи-ка мне, пожалуй, пони, старина. Нет, лучше скаковую лошадь». Причем я не только не хотел трогать состояния жены, важно было, чтобы она не заметила, как, либо по глупости, либо по излишней щедрости позволяю выжимать из меня деньги, словно из податливой губки, человеку, не знавшему меры ни чем.
В придачу к финансовым средствам моя жена владела еще и небольшой фермой на границе Дорсета и Девона. Там мы решили поселиться, расходовать деньги совместно, собираясь приумножить свои ресурсы, разводя домашнюю птицу и свиней. А я еще всерьез занимался писательским трудом, рассчитывая когда-нибудь начать получать доходы от издания своих книг. В фермерском доме мы мечтали создать все условия для идиллического существования. Нам так не терпелось начать его, что мы даже отказались от свадебного путешествия, чтобы скорее переселиться на ферму. Мне легко удалось найти предлог и уговорить жену не торопиться сообщать родственникам и друзьям о столь скором переезде на новое место в сельской глуши.
– Давай устроим себе медовый месяц, дорогая, – сказал я. – Он получится у нас на славу. Разве можно придумать для него лучшее занятие, чем обустройство нашего нового гнездышка? Мы сможем наслаждаться блаженным уединением, которого лишены новобрачные в любом самом роскошном отеле. Пусть друзья думают, что мы швыряемся деньгами в заграничном турне, и тогда нас не потревожат нежданные визитеры.
Понятно, что я ни словом не обмолвился о майоре, который, признаюсь, стал главной причиной моего желания поглубже залечь на дно. Я с ужасом ожидал его появления у нас на свадьбе, но он, к счастью, не приехал. Разумеется, Скаллион сообщения не получил, но разве требовались приглашения этому наглому и хамоватому типу, готовому вломиться в твой дом в любое время дня и ночи? Я нисколько не сомневался, что он узнал о нашей свадьбе тем же непостижимым образом, каким всегда ухитрялся узнавать обо всех моих делах. Вот почему для меня стало поистине чудом отсутствие майора на мероприятии, где пришлось бы оказать ему вынужденное гостеприимство. Там его ждали обильная еда и выпивка, не говоря уже о хорошеньких девушках, которых майор мог попытаться заинтересовать своей персоной при помощи уже упомянутых и не раз испытанных приемов. Но на свадьбу он не явился. Откуда мне было знать, что ему просто не хватило денег на железнодорожный билет?
Но даже планируя похоронить себя в провинциальной глубинке, я не слишком лелеял надежду спрятаться там от майора надолго. Хотя предпринял отчаянную попытку обрезать все возможные линии связи с нами. Мы вместе разослали общим друзьям сообщения, что собираемся в будущем поселиться за границей, а пока отправляемся в длительный круиз вокруг света с целью выбрать постоянное место жительства, которое придется нам по душе.
Моя ничего не подозревавшая жена написала такие же послания своей родне, даже не догадываясь об истинной причине – моем давнем проступке и страхом перед шантажистом.
Маленькая ферма жены действительно находилась в самой глуши. Дом стоял на полпути к вершине холма, откуда открывался превосходный вид на долину, внизу которой протекала широкая речка, где плескалась серебристая форель. На противоположном берегу располагалась крохотная деревушка, состоявшая из церкви, гостиницы, нескольких хижин и одного магазина, торговавшего всем необходимым. До нее можно было добраться либо вброд, либо по специально уложенным в ряд камням. А машинам или конным повозкам, чтобы подъехать к нашему жилищу, пришлось бы форсировать речку по мелководью. Работая в поле или в огороде, мы могли заметить приближение нежелательных гостей издалека. Если хотели оставаться в уединении, достаточно было скрыться за домом и затаиться в камнях, покрывавших склон холма до самой вершины. Мы неоднократно проделывали это, а по возвращении находили в почтовом ящике карточку: «Жаль, что мы вас не застали». До ближайшего телефона нам приходилось идти пешком две с половиной мили, потому что единственный аппарат в округе был установлен в коттедже местного констебля.