Шестеро против Скотленд-Ярда [сборник]

– Вижу, тебе не доставляет особого удовольствия ставить на стол третью тарелку, – ухмыльнулся он. – Что ж, придется привыкать, потому что я собираюсь жить здесь до тех пор, пока ты не обеспечишь в достаточной степени мой отъезд. У меня появилась идея, чтобы вы оба приняли участие в создании моей новой фирмы, понимаешь? Твоя жена призналась мне, что у нее водятся кое-какие деньжата. Так что я отправлюсь в Лондон, только когда вы оба выложите наличные за акции моего предприятия. А там уж найду, как хорошенько применить полученные от вас деньги.

После ужина он выпил еще виски и выкурил несколько моих сигар. Свое пьянство он объяснил жене необходимостью справиться с приступом застарелого недуга – малярии, – а виски служило в таких случаях наилучшим из лекарств. Говоря обо всем этом, он украдкой подмигнул мне, а потом сделал вид, насколько ему приятно сочувствие моей жены к его персоне.

Именно в тот момент, когда он с наслаждением затягивался моими сигарами, я подумал о смерти от никотина. Мне припомнились все случаи, о каких доводилось читать, и один из них привлек мое особое внимание, потому что убийцу так и не привлекли к ответу. Но он написал признание, ставшее достоянием гласности уже после его собственной смерти. Я отчетливо помнил написанные им строки.

«Если известно и доказано, что жертва в чрезмерных количествах потребляла табачные изделия, то почти невозможно выявить преступление и установить истинного убийцу. В этом случае убийству должны предшествовать тщательные и осторожные приготовления, а все улики уничтожены после того, как план будет осуществлен».

Что касается меня, то я бы не пожалел никаких усилий для тщательных приготовлений и принял все возможные меры предосторожности. А пока я раздумывал над этим, майор долго не давал нам лечь спать, рассказывая одну фантастическую историю за другой. Потом моя жена со смехом сказала, что никогда в жизни не слышала ничего более занимательного. Он продолжал громоздить одну ложь на другую, а я тем временем раздумывал и над различными случаями убийств. У меня скопилось немало литературы по криминалистике, а жена обожала читать детективные романы. Так что я собирался изучить все преступления, описанные в книгах, и избрать то, которое бы наилучшим образом подходило для моих целей. Ночью я лежал без сна, строя планы. Торопиться ни к чему, уверял я себя, потому что жертва собиралась жить у нас до тех пор, пока не получит вожделенных денег. Что ж, я немного повременю с этим, потерплю его ненавистное присутствие в моем доме, но устрою все так, чтобы майор не смог избежать приготовленной для него смертельной ловушки.

На следующее утро я поднялся раньше обычного и отправился осматривать будущее место преступления. Я принял решение, что все должно произойти на первом этаже, и прошелся по комнатам, прикидывая, где разместить труп.

На первом этаже у нас располагалась просторная кладовка с кафельным полом, превращенная в буфетную, большая кухня и поистине огромная гостиная. Примыкавшую к ней тесную клетушку я использовал как кабинет, сплошь уставленный книжными полками, оттуда дверь вела в хозяйственную пристройку, которая стала для меня и мастерской, и лабораторией, поскольку я по-прежнему увлекался химическими опытами. Полы повсюду были покрыты крупными сланцевыми плитами, кроме буфетной и мастерской, где они были кирпичными. Моя жена постоянно жаловалась на это, поскольку во многих местах плиты перекосило и ходить по ним было утомительно, к тому же от них веяло холодом. Мы давно собирались настелить деревянные полы, и я даже купил доски, уложив их на открытый стеллаж в мастерской. Поскольку плотницким ремеслом я неплохо владел, то планировал заняться этой работой, как только установится подходящая погода. Как выяснилось, настилке полов было суждено сыграть в убийстве немаловажную роль.

Добавлю, что с той самой ночи, когда я твердо решил убить майора, мое отношение к нему резко изменилось. Я стал с ним необычайно добродушен и мил, чтобы он перестал держаться настороже. Мое поведение оказало нужное воздействие и на манеры жены, хотя ей не нравились его диктаторские замашки. Она делала все возможное, угождая майору, когда он приказывал принести то одно, то другое, словно был хозяином дома. Ей на самом деле казалось, будто я рад его присутствию у нас, а ради меня она готова была играть роль гостеприимной хозяйки. Его излишнее чревоугодие, необузданное пьянство и неумеренное курение – все списывалось на якобы перенесенную им малярию. Свой недуг он называл чарльстонской лихорадкой, если подобное заболевание вообще существовало в природе. Я же был на сто процентов убежден, что он никогда не болел ничем подобным. Это лишь точно отражало мерзкую особенность его натуры. Майору мало было простой малярии. Нет, его болезнь не могла носить столь приземленного и распространенного названия. Требовалось нечто более звучное.