Шестеро против Скотленд-Ярда [сборник]

– В подобных делах никогда нет полной уверенности, – сказал доктор. – Мне крайне жаль, но, боюсь, мы его теряем. – Он помолчал, хотя в глазах все же читалось некоторое недоумение. – Такая большая потеря крови, – пробормотал он, словно пытаясь объяснить случившееся самому себе. – Шок, сердечные спазмы, перевозбуждение, – а затем добавил уже иным, более озабоченным тоном: – И он почти сразу начал жаловаться на боли в спине. Всегда остается место случайности, понимаете, когда операция проводится с таким запозданием, иногда возникает своего рода специфическая идиосинкразия. Мне следовало все же провести прямой сравнительный тест, но кому нужны дополнительные проверки, если пациент уже при смерти?

С кривой усмешкой он вернулся к дивану, и Скейлз последовал за ним. Ах, если бы Друри мог так же сыграть смерть на сцене, как играл он ее сейчас! А Скейлзу трудно было избавиться от ощущения, что актер все еще играет роль: бледность и блеск от пота на лице – это работа хорошего гримера, а тяжелое, прерывистое дыхание – типичный театральный штамп, актерское клише. Если реальность выглядела настолько театральной, то, быть может, театр действительно отражал реальную жизнь?

Раздалось рыдание. Уолтер незаметно проник в комнату, и на этот раз доктор не стал прогонять его.

– О, мистер Друри! – воскликнул Уолтер.

Посиневшие губы Друри начали шевелиться. Он открыл глаза: расширившиеся зрачки делали их совершенно черными и поистине огромными.

– Где Брэнд?

Доктор вопросительно посмотрел на двух других мужчин.

– Он спрашивает о своем сыне?

– Нет, всего лишь о сценическом дублере, – шепотом ответил Скейлз.

– Он будет здесь через минуту, мистер Друри, – сказал Уолтер.

– Публика ждет, – хрипло произнес Друри, а потом, с трудом втянув в себя воздух, заговорил своим привычным голосом: – Брэнд! Немедленно вызовите Брэнда! Занавес должен открыться вовремя!

Смерть Гаррика Друри стала бы превосходным спектаклем.

Никто и никогда ни о чем не узнает, даже он сам, подумал Скейлз. Друри мог умереть от обычного болевого шока. Даже если бы группа крови подошла, ему все равно грозила смерть. А эта смазанная розочка. Не стала ли она игрой воображения? Хотя в глубине души Скейлз понимал, что его наблюдение, скорее всего, оказалось верным. Только никто не способен был доказать это. Или доктор все же мог? Ведь будет проведено расследование, что вполне естественно. Прибегнут ли они к вскрытию? Смогут ли распознать, что при переливании использовали не ту кровь? Но даже если смогут, доктор уже заготовил объяснение – «специфическая идиосинкразия», нехватка времени для прямого теста. Ему придется оправдаться подобным образом, чтобы не навлечь на себя обвинений в преступной халатности.

Никто не сможет доказать, что поднос развернули. Уолтер и врач этого не заметили. А если и увидели, то теперь вынуждены будут помалкивать. Впрочем, они уже затронули бы тему, если что-то им бросилось в глаза. Как не существует доказательств, что это будто бы заметил он – Скейлз. Художник слова спрятал свой секрет глубоко в тайниках души. А он столько терял со смертью Друри, что даже предположение о намеренности его действий прозвучало бы немыслимым. Есть все-таки вещи, которые вне власти самого опытного судебного медика, вне пределов даже наиболее смелых фантазий присяжных.

Отставной старший инспектор Скотленд-Ярда Корниш расследует преступление, описанное Дороти Л. Сэйерс Они ему не поверили бы!

Могу себе представить, как много читателей закончат чтение рассказа «Кровавая жертва» с восклицанием: «Наконец-то идеальное убийство!»

И вынужден признать, что на основе фактов, изложенных для нас мисс Дороти Сэйерс, я не смог бы доказать присяжным или хотя бы самому себе, что Джон Скейлз виновен в преднамеренном убийстве. Это не удалось бы сделать ни одному другому сыщику и даже нашему выдающемуся детективу-любителю лорду Питеру Уимзи. Никто не посмеет утверждать, что убийство было совершено.

На первый взгляд может показаться, что все условия, необходимые для описания идеального убийства, были соблюдены автором рассказа. Однако перед лицом присяжных из многочисленных читателей детективных произведений мисс Сэйерс, обладающих мощным совместным интеллектом, берусь заявить, что произошедшее событие, в котором не разобрался бы сам лорд Питер, не может по сути своей являться преступлением.