- Решено, - говорит полковник и, высунувшись в окно, зовет: - Отец Елисей!
Все молчат. Ольга мучительно думает, что делать. Монах входит с обычным своим деловым видом, садится и вытирает со лба пот.
- Чего тебе?
- Отец Елисей, - говорит Миловидов, - исповедуй комсомольцев - расстреливать будем.
Монах секунду смотрит на Миловидова и отводит глаза.
- Исповедать недолго, - говорит он. - Чего это ты вдруг решил?
- Все равно убегать! - Миловидов ударяет по столу кулаком. - Все равно не найдет никто! Кто узнает, куда мальчишки делись! Заплутали в лесу, медведь задрал или утонули в болоте. Мы их в болото и покидаем. Кто их там, к черту, найдет…
- Один-то сбежал, - говорит монах. - Доложит небось начальству, какой их медведь задрал.
- Ерунда! - ударяет Миловидов кулаком по столу. - Пока до начальства доберется, мы в Малошуйке будем. Пусть глядят, как белеет парус одинокий.
- А в солдатах уверен? - спрашивает монах.
- Как псы преданы, - хмуро отвечает полковник.
- Врешь, - так же хмуро говорит монах. - Мне голову не морочь.
- Сам расстреляю, - говорит полковник.
- А солдаты промолчат? - спрашивает монах.
- Откуда я знаю! - орет полковник. - Ты хозяин над душами, поп полковой. Уговори, благослови, помолись - твое дело!
- Ты командуешь, - говорит отец Елисей. - На меня не вали. Решай, полковник!
- Мы с Булатовым вдвоем, - говорит полковник. - Пусть и он ответ несет, а то почему у него руки чистые? Может, он предать меня хочет, почем я знаю!.. Пойдешь расстреливать? - в упор спрашивает он Булатова. - Или боишься руки запачкать?
- Ничего не боюсь, - отвечает Булатов с неестественной улыбкой. - Как решим, так и сделаю.
- Пошли! - говорит Миловидов.
Он идет к выходу, но его окликает отец Елисей:
- Подожди, полковник. Пока, слава богу, наши олухи не взбунтовались и даже мальчишку выдали. Но лучше не чиркай спичкой - бочка с порохом рядом.
Полковник дышит, широко раздувая ноздри, и неизвестно, что он скажет или сделает, обезумев от ярости, спирта и тоски.
- Значит, выхода нет? - говорит он задыхаясь. - Мы в ловушке? - И вдруг в ярости кричит на Булатова: - Это ты, дурак чертов, мальчишек на нас навел! Все предатели, всех застрелю!
Он выхватывает браунинг из кобуры, и одновременно выхватывают браунинги Булатов и Катайков, и отец Елисей не торопясь достает из-под рясы большой, тяжелый кольт.
- Ну что ж, - говорит он очень спокойно. - Будем палить друг в друга. Дело хорошее.
Миловидов кладет браунинг в кобуру; прячут оружие и остальные.
Монах, не вставая с места, смотрит в окно.
- Вон солдатик понес кашу пленным, - говорит он. - А кто его знает, о чем они говорить будут. Молодые люди эти всю Россию уговорили - вдруг да и твоих дурней уговорят?
- Все неверно. Всюду опасность, - говорит Миловидов. - Я боюсь, ужасно боюсь! Надо в Европу скорей, да ведь черт его знает, что там, в Европе? И как доберешься? Вдруг да подстрелят? Вдруг на пути перехватят? С ума ведь сойдешь! Отчаяние! Я так хочу жить, как никогда раньше не хотел! Шесть лет сижу здесь, в лесу, все думаю: когда-нибудь поживу еще! Шесть лет не живу, чтобы потом пожить. И вдруг не удастся? Тут-то вдруг и сорвется, когда два шага осталось. Голова кругом идет… Все как во сне. Надо проснуться. А как проснуться? Боязно! Шесть лет я боюсь проснуться…
Он уронил на стол голову и зарыдал. Рыдал, всхлипывая, стонал и головой ударялся о стол.
- Вот беда с ним какая, - спокойно сказал монах.
Подошел к углу, где стояло ведро с водой, взял его и плеснул на полковника. Полковник сразу затих. Вода стекала с его волос. Плечи иногда еще слабо вздрагивали.
- Рассудим спокойно, - заговорил Катайков. - Патетюрин сбежал. В хорошем случае ему до Пудожа добираться три дня. Да от Пудожа милиция будет три дня идти. Ну, пять дней считайте. А мы через пять дней парус поднимем. Так что вы, полковник, зря нервничаете.
- Интересно узнать… - сказал Булатов.
- Подождите! - оборвал его Катайков. - Теперь насчет мальчишек. Ничего они такого не знают про нас. Пусть себе сидят запертые или выбираются сами, когда мы уйдем.
- Интересно узнать, - повторил Булатов, - какое у мальчишек настроение. Дайте я схожу разведаю.
Миловидов поднял голову и руками с силой провел по лицу. Он опять казался спокойным, и его невыразительные глаза быстро оглядели всех сидящих за столом.
- Ну что ж, - сказал он. - Сходите, прапор.
Булатов встал и подошел к двери.
- И не думайте заводить с ними шашни! - кинул ему вслед Миловидов. - Уж вас-то пристрелить неопасно. За это ответ будет небольшой.
Булатов кивнул головой и вышел.
- Ты веришь ему, Катайков? - спросил Миловидов.
- Никому я не верю, - уклончиво ответил Катайков.
- Ты как думаешь, отец Елисей?
- Я не думаю, - ответил монах, - я дело делаю. Если мы через час выйдем, за ночь минуем Калгачиху, на Ветреном поясе - привал, завтра к вечеру - Малошуйка, и утром в море.
- Слушай, отец, - сказал Миловидов, - опасное дело - вместе с солдатиками выходить.
- А что я могу сделать? - спросил монах.
- Не хитри, отец… - протянул Миловидов, - есть у тебя средство.
- Не знаю, что ты говоришь. - Монах отвел глаза, будто застеснялся.