Шестеро вышли в путь. Роман

- Здорово, - сказал он мне. - Слышь, Андрей, Кузнецов-то опять дочь за торговца сватает. На этот раз жениха из Подпорожья привез.

- А она что? - спросил Андрей.

- Отказала, конечно. Плачет. Целое, понимаешь, у них побоище было.

- Не понимаю! - Андрей возмущенно пожал плечами. - Вы-то там хороши! Пролетарий же Кузнецов! Неужели ж нельзя на его классовое сознание подействовать? Ведь у вас же и члены партии есть и комсомольцы.

- Кузнецов - историческая загадка, - очень серьезно объяснил Мисаилов. - Пролетарий, а классового сознания - ни на грош. Ошибка природы… Ну что, ребята, все в сборе? Пошли.

- Не зовут, - тоскливо сказал Андрей.

- Ничего, - решил Мисаилов, - прорвемся.

Топоча сапогами, толкаясь и пересмеиваясь, мы спустились в кухню. Не обращая внимания на сердитые окрики Александры Матвеевны, мы расселись на лавках и, взяв ложки, стали громко стучать по доскам стола, требуя щей. Во мне все прыгало от радости. Это была моя компания. Компания веселых, молодых, замечательных ребят. Они - мои друзья. Я - один из них. Какое невероятное, огромное счастье!

Должен сказать, что все пятеро были первоклассные едоки. Какие огромные ломти хлеба поглощались со щами! Как энергично двигались ложки от миски ко рту и обратно к миске! С каким вкусом обсасывались кости! Да, они понимали толк в еде. Я хоть и был сыт, а заразившись, тоже съел полную миску щей и обгрыз баранью кость.

Через десять минут темп стал замедляться. Богатыри насытились. Александра Матвеевна поставила на стол большой чайник - заварка была всыпана прямо внутрь - и положила буханку белого хлеба. Буханку резал Вася. Он с привычной точностью разделил ее на одинаковые части, спросил меня, люблю ли я горбушку; узнав, что нет, дал мне серединку и взял горбушку себе. Чай пили из эмалированных кружек. Попечаловались немного, что сахару нет, но тем не менее пили со вкусом. Меньше чем по две кружки никто не выпил. Теперь обед был кончен. Вася свернул козью ножку и закурил. Он был единственный здесь курящий.

- Ну, ребята, давайте обсудим, - сказал он, - как с Колькой быть.

Какое огромное было счастье, что он назвал меня Колькой! Я был уже свой. Это не требовало других доказательств. Хотя тема разговора была отнюдь не веселая, я опять радостно улыбнулся.

Все уже были в курсе дела. Наверное, утром, пока я спал, Мисаилов рассказал несложную мою историю. Поэтому приступили сразу к существу вопроса.

- А чего тут думать? - сказал Леша Тикачев. - На работу надо устраивать. У тебя, Андрюшка, ничего нет такого в укоме?

- Да нет, - сказал Андрей. - Все, понимаешь, занято. - И, обернувшись ко мне, спросил: - Ты комсомолец?

- Нет, - сказал я.

- Ничего, поработаешь немного - и примем… Как на лесопилке, Вася?

- Плохо, - грустно сказал Мисаилов. - Увольнение ожидается. Неужели, Леша, у вас в мастерской не найдется чего-нибудь?

- Без заказов сидим, - хмуро сказал Тикачев. - Митрофанов вообще грозился закрыть мастерскую. Нерентабельно, говорит. Насчет рентабельности он разбирается, а на политическую сторону дела ему наплевать. Может, ты бы, Андрей, на него нажал?

- Нажмешь на старого черта! - сказал Андрей. - Я к нему как-то обратился: «Уездный комитет комсомола просит вас…» Так он как заорет на меня. «Я, говорит, режим экономии соблюдаю! Я, говорит, за советский рубль болею!» Знает политику, собачий сын.

- Стойте! - заорал Саша Девятин. - Места нет, а работа есть. Мы с моим стариком не справляемся с каталогом, и нам отпустили средства. В общем, я со стариком поговорю. Ты грамотный?

- Первую ступень кончил.

- Главное, оптимизм, - заявил Андрей. - Остальное приложится. Ты, Сашка, поговори, и я разузнаю. В общем, устроим, не беспокойся… Пошли, ребята!

Все чинно поблагодарили Александру Матвеевну и сытой, неторопливой походкой поднялись по крутой лестнице наверх.

Вася Мисаилов и Андрей Харбов сели в первой комнате заниматься. Мы, четверо, пошли во вторую. Оказывается, что установлен был точный распорядок. Первая - для тихих занятий, вторая - шумная. Впрочем, мы не очень шумели. Сила Семкин лег на лежанку и тихо перебирал струны гитары. Он все мечтал научиться играть, а пока мучил инструмент, как говорили ребята. Мы с Лешей и Сашей Девятиным пристроились на медвежьей шкуре и разговаривали. Оказывается, коллектив, в который я попал, имел название - правда, неофициальное, не записанное в юридических документах, но известное по городу среди ребят нашего возраста. Он назывался: «Коммуна холостяков». Как объяснил Саша Девятин, «…эта своеобразная общественная формация сложилась исторически».

Глава девятая МОИ ДРУЗЬЯ