Шестеро вышли в путь. Роман

Мисаилов поднял палец, чтобы я соблюдал тишину, и исчез за дверью. Он появился через минуту, таща за собой огромную медвежью шкуру.

- Сегодня на шкуре поспишь, - сказал он тихо. - Сними сапоги и куртку, одеяло сейчас принесу.

Он опять исчез и притащил домотканое покрывало. Потом подошел к одной из кроватей. На ней спал паренек. Лохматая его голова покоилась на двух подушках. Приподняв верхнюю одной рукой, Мисаилов вытащил нижнюю. Паренек проснулся, лохматая голова поднялась торчком.

- Чего? - спросил он. - Случилось что?

- Спи, Леша, - сказал Мисаилов. - Тут одного ночевать надо устроить.

- А, - успокоенно сказал парень, повалился и заснул, будто и не просыпался.

Мисаилов кинул подушку и сказал:

- Давай ложись!

Я снял сапоги - только сейчас я почувствовал, как устали ноги, - скинул куртку, нырнул под покрывало и через минуту спал так спокойно, будто после долгих и трудных странствий вернулся домой.

Глава восьмая МОЙ ДОМ

Я открыл глаза, помня, что накануне случилось что-то очень хорошее. В комнате было пусто, тихо и чисто. Я стал натягивать сапоги, громко топая, вздыхая и кашляя. Я надеялся, что покажется кто-нибудь из хозяев. Действительно, в комнату вошла худощавая женщина.

- Проснулся? - сказала она. - Я бы разбудила, да ребята не велели. Пускай, говорят, отдохнет. Может, еще спать будешь?

- Нет, спасибо, - сказал я. - Я выспался.

- Ну, иди в коридор умываться. Полотенце на гвозде, мыло на лавке.

Когда я, умывшись, вернулся в комнату, постель моя была убрана и тяжелая медвежья шкура куда-то исчезла.

- Готов? - сказала хозяйка. - Теперь пойдем, поешь.

Кухня помещалась в подвале. Перед большой беленой печью стояли длинный деревянный стол на крестовинах и две лавки по сторонам. Женщина налила мне полухолодного чаю и поставила ватрушки из темной муки с картофелем.

- Меня Александрой Матвеевной звать, - говорила женщина, налив и себе кружечку. - Ты меня зови тетя Шура. Сахар, знаешь ли, кончился. У ребят скоро получка - тогда и купим. Васе, между прочим, прибавить должны. Был у меня рубль, так Алешка вытянул. Ох, любит деньги тратить! К нам хорь повадился. Ты, может, выберешь время, заколотишь дырку… Еще Силе штаны надо купить, на него прямо не напасешься. Сапоги бы снашивал - это понятно, раз у человека такая работа, ну, а штаны почему? Ты ешь, завтра свежие напечем. Леше, говорят, на работе молоко давать будут - считается вредный цех.

Александра Матвеевна говорила и говорила. Одновременно она чинила выцветшую солдатскую гимнастерку, и налила мне еще, и сама выпила свою кружку чаю, и как-то ухитрилась при этом не прекращать разговор ни на одну минуту.

Наконец, пока она откусывала нитку, я успел быстро ее спросить:

- Это все ваши сыновья, тетя Шура?

Она остолбенела.

- Кто это - мои сыновья? - спросила она строго, как будто я сказал что-то оскорбительное.

- Ну, эти все ребята, про которых вы говорите.

- Да ты что, малый, обалдел? - удивилась Александра Матвеевна. - Какие же они мне сыновья? Ну, один действительно сын, а остальные просто так, знакомые.

Я смотрел на нее растерянно.

- Это Вася Мисаилов ваш сын? - спросил я.

Она опять как будто обиделась:

- Мисаилов? Да он же и не пудожский вовсе. Он из Стеклянного. И семья у него нехорошая - отец пьяница, мачеха скупердяйка такая, на пасынка хлеба кусок жалела. Он в Пудож пришел - у него и смены белья не было. А теперь, видишь, мастер какой, прибавку, говорят, дадут.

Она отхлебнула чаю, и я снова успел спросить:

- Квартиранты?

- Кто? - Она совсем обозлилась. - Ребята-то? Да какие же они квартиранты! Квартирант деньги платит. В Садовом переулке один снимает угол у старушки. Восемь рублей в месяц дает, да еще харчи остаются. Старушке много ли надо - она и сыта.

Я к этому времени допил чай. Она кинула мне гимнастерку:

- На-кась, примерь. Рубашку-то я смотрела - и стирать нечего, расползается вся. Пойдем штаны выберем.

Она встала и пошла из кухни. Я поплелся за ней, так и не разрешив мучившую меня загадку: кто эти ребята? Кем они приходятся Александре Матвеевне и друг другу? Почему меня, постороннего человека, кормят, поят и собираются даже одеть?

Мы вошли в комнату, соседнюю с той, в которой я ночевал. Сюда выходила огромная печь, занимавшая четверть комнаты, с лежанкой, застланной тем покрывалом, которым я укрывался. Медвежья шкура, на которой я спал, лежала на полу. Вдоль другой стены шла лавка, а под окном стоял сундучок. Александра Матвеевна открыла его и стала вытаскивать пару за парой штаны. Каждую пару она внимательно осматривала, растянув на руках штанины, поворачивая одной и другой стороной. При этом говорила она, не переставая:

- И где это Сила ухитряется так штаны протирать? Смотри, года не прошло, как купили… Вот померяй Андрюшины. На премию куплены… Великоваты? Да? Сашкины прикинь. Кажется, хороши. Материал замечательный. Они ему еще от отца достались. Хороший был человек. Веришь ли, прожила с ним двадцать пять лет - слова дурного не слышала.

- Значит, Саша ваш сын? - спросил я.

Она посмотрела на меня, будто удивлялась моей глупости: