Шестеро вышли в путь. Роман

Избач сел на край стула - не от робости, конечно, а от смущения, что, мол, разбудил ночью людей, страху нагнал, а может, дело того и не стоит. Он и улыбался очень смущенно.

- Да, видишь ли ты, - сказал он, - девчушку я тут привел одну. Положение у ней получилось такое…

- Что за девчушка? - спросил Харбов.

- Да Натка, видишь ли ты, Фомина. Может, помнишь, в комсомол принимали недавно?

- Ну, помню. Из зажиточной семьи, активистка.

- Так, видишь ли ты, она-то дома помалкивала, что в комсомол записалась, а тут решила, что, мол, довольно, пора, мол, и им узнать.

- Кому - им?

- Ну, родителям. Отец-то у нее не родный, но все равно как отец. Ну и мать… Вот. Ну, и как она, видишь ли, сказала, что записывается в нашу ячейку, так мать бросилась на нее, что собака, и за волосы таскать начала. Ну, Ната вырвалась, прибежала к нам, а сама во весь голос ревет, домой идти не смеет. Я было с ней к ихним пошел, да навстречу отчим бежит с погонялкой. Хватил он Наташу за руку да и давай жогать по спине и ниже. «Вот, говорит, тебе, комсомолка!» Шуму тут было на селе! Наши ребята собрались, крик подняли, и с ихней стороны народ подошел, на нас кричать начали. Ну, куда ж тут, не пойдешь с голыми руками! Их, видишь ли ты, много. Ну, покричали, покричали и разошлись, решили, видишь ли ты, через уком этот вопрос поднимать.

- Правильно, - сказал Андрей. - Развели тут, понимаешь, феодализм! Думают - царское время. Сейчас мы тебя ночевать устроим, ты поспишь, а утром я в уком партии схожу, поговорю с Грушиным, и мы с тобой в Колово двинем.

Избач слушал Андрея, вежливо улыбаясь, и, когда тот договорил, сказал смущенно:

- Да, видишь ли, тут не вся сказка. Тут, видишь ли, только присказка…

- Ну, ну! - нахмурился Андрей.

- Так вот, - продолжал Лапин, - хорошо ли, плохо ли, а только затихло дело. Решили мы с ребятами, что я утречком к тебе пошагаю. Но только вечером, часов в десять, кто-то мне в избу-читальню стучит… Я у себя в избе-читальне ночую - мне удобней… Открыл, смотрю - Натка. Волосы растрепаны, в одной шали завернувшись, а лицо наплаканное. «Я, говорит, из чулана сбежала, окно открыла. Мне, говорит, теперь здесь не жить. Тут меня все равно забьют. Так дай мне, говорит, Христа ради, на дорогу денег, я, говорит, в Петрозаводск поеду. Может, меня комсомольцы на работу устроят, а уж мои там меня не достигнут».

Стал я свои капиталы считать, а у меня до двух рублей рубля не хватает. А пароход знаешь сколько стоит? Да и есть ей надо в дороге. Теперь думаю так: если у нас в Колове ребят будить, так еще неизвестно, сколько у них деньжат соберется; а второе - это то, что шум по селу пойдет. Непременно отчим проведает. Вот я и решил: пойду-ка я вместе с ней. Здесь у вас все же народу больше и люди независимые.

- Правильно, - сказал Андрей. - Где ж ты ее оставил?

- Так, видишь ли, - сказал, смущенно улыбаясь, парень, - тут еще не конец рассказу.

- Ну, ну, - сказал Андрей, - рассказывай дальше.

- Вот мы с ней задами да огородами выбрались из села и пошли. А она-то еле идет. Напугалась очень - это одно, и второе - ей шагать больно. Били ее там ужасно.

- Ей восемнадцать-то есть уже? - спросил Андрей.

- Восемнадцать исполнилось. Оттого она и сказать решилась… А только ты зря так рассуждаешь. Тут на закон смотреть нечего. Тут, видишь ли, патриархально-монархический семейный уклад - вот что. По закону, она, конечно, совершеннолетняя, а только у нас в Колове ей жить не дадут. Или кольями забьют, или такую жизнь устроят, что сама в реку кинется. У нас, видишь ли, деревня грубо-скандально рвет ростки нового быта. Так что ты не на то смотри, что ей восемнадцать лет, а на то смотри, как уберечь девчонку.

- Ладно, - сказал Андрей, - давай дальше.

- Вот, значит, протащились мы версты четыре, а Натка и говорит: «Слышу я, говорит, стучит телега. Погоня!» Я сперва думал - ей метится, но потом голову преклонил - слышу, стучит. Мы с дороги сошли и в кустах спрятались. И вот представляешь - едут, двух коней запрягли. Свою в пристяжку, а в корень взяли у Бойкова. Есть у нас такой - кулак не кулак, а крепенький. И человек шесть на телеге. Отчим и его друзья. Все мужики серьезные. Мы их тихенько пропустили и думаем, что делать. Натка вся дрожит, плачет, да и я струхнул. Попадись им ночью-то на дороге, так живой никто не уйдет. Вот и стали лесом пробираться. А лесом у нас знаешь, как идти… Минуту идешь - десять из болота выбираешься. А как к городу подходить стали, опять Натка испугалась. Кажется ей, что непременно на каждой улице ее поджидают. Ну, я ее на кладбище спрятал, там ей все-таки спокойней, и прибежал.

Избач из Колова пригладил рукой волосы, смущенно улыбнулся и сказал:

- Вот теперь все.

Мы начали быстро одеваться. Как бы ни повернулось дело, было ясно, что беготни хватит всем.

- Деньги есть? - спросил Харбов.

- Рублей восемь, - сказал Мисаилов. - На билет хватит, но надо с запасом дать. Еще рупь-другой не помешали бы.

Мы все, уже одетые, стояли, ожидая приказаний. В дверях я увидел тетю Шуру. Не знаю, когда она вошла, но, видно, раньше, потому что, как выяснилось, все уже поняла.