Шестеро вышли в путь. Роман

- Я сам не могу понять, - сказал наконец Мисаилов. Он шагал по комнате в нижнем белье, босой, и белые завязочки от кальсон волочились за ним, словно четыре змейки. - Я не могу понять, - повторил Мисаилов, - и мне это неважно. Я знаю точно, что все, что делает Ольга, хорошо. Я не желаю думать и строить предположения. Меня это не касается. Если будет нужно, она мне скажет.

В голосе его была такая сила убежденности, что Харбов сел на кровати, провел рукой по волосам и сказал:

- Вот что, Васька: ты прав, а я болван.

Он улегся и натянул одеяло на голову, показывая этим, что разговор окончен. Лег и Мисаилов. Все шестеро мы лежали, закрыв глаза и ровно дыша. Я долго еще не спал. Не знаю… может быть, долго не спали мы все.

Глава четырнадцатая ВОСКРЕСЕНЬЕ

В воскресенье мы решили охотиться. Андрюшка Харбов выпросил двустволку у какого-то знакомого из райкома партии. Тот сам обычно ходил по воскресеньям на охоту, но захворал и согласился дать ружье, хотя, насколько я понимаю, не без сопротивления. Субботний вечер был посвящен подготовке. Мы чистили двустволку, набивали патроны и спорили о том, сколько нужно пороху, какие пыжи лучше и сколько закладывать дроби. Были у нас две жакановские пули на случай встречи с медведями, и тоже шли споры, как надо стрелять в медведей: ждать ли, пока медведь подойдет, как рекомендуется во многих романах, или палить сразу, как он только покажется.

Нам не приходило в голову, что охотиться вшестером, имея одно ружье, можно разве только в зоологическом саду. Вообще мы все были удивительно несведущи насчет охоты. Как ни странно, в Пудожском уезде охотились мало. Деревня охоты совсем почти не знала, хотя дичь чуть ли сама не давалась в руки. Дело в том, что порох и дробь привозили издалека. Стоили они, по крестьянскому бюджету, дорого, а дичь продавать было некому.

Проснулись мы позже, чем следовало, и вышли часам к семи. Впереди шел Андрей с ружьем на ремне. Ружье условились носить по очереди, каждый по часу. В двух заплечных мешках была еда. Мешки тоже несли, сменяясь через каждый час. Первым выпало нести мне и Саше Девятину.

Итак, мы шагали. Впереди, с ружьем на ремне, деловой походкой охотника-профессионала шел Андрей. За ним Сила Семкин, Леша и Мисаилов шагали в ногу по-военному четко, не позволяя себе разговоров в строю. Дальше тащился обоз - я и Саша Девятин. Население вышло на улицу и громко обсуждало наш вид и перспективы нашего похода. Любопытные лица выглядывали из-за гераней и фикусов. Мы произвели впечатление на горожан. Мы делали вид, конечно, что не обращаем на это внимания и думаем только о предстоящей охоте. Когда мы проходили мимо магазина, я увидел Гогина, обезьяноподобного верзилу, и посмотрел на него презрительным взглядом. Он начал думать. Вероятно, часу не прошло, как он уже вспомнил, где мы встречались. Увидел я и женщину, которая приняла меня за разбойника. Она стояла возле ворот и приветливо улыбалась. Вдруг лицо ее вытянулось и в глазах мелькнул испуг. Она отступила назад, под защиту забора. Она узнала меня. Я скользнул по ней равнодушным взглядом, будто ее и не помнил. Мог ли я помнить, когда меня волновали охотничьи заботы! Конечно, жалко, что не я нес ружье. Она-то выдумала, что у нее есть двустволка, а тут бы увидела, что я-то действительно вооружен.

В общем, шествие выглядело превосходно. Оно и нам всем доставило большое удовольствие, и городу было о чем поговорить в воскресный день.

Улицы Пудожа очень похожи одна на другую, и надо было знать много примет, чтобы различать их. Поэтому дом моего дяди возник настолько неожиданно, что я даже вздрогнул, увидя его.

Три окошечка возвышались на четверть аршина над землей, и много лиц смотрело на нас сквозь пыльные стекла. Я приуныл. Подло было идти таким веселым, удачливым, с мешком, набитым всякой едой, мимо этого дома. Они могли подумать, что я нарочно не смотрю на дом, что я нарочно спешу пройти мимо. Сам того не замечая, я замедлил шаг. «Подтягивайся», - негромко сказал мне Саша Девятин.

Навстречу нам по деревянному тротуару медленно шла Марья Трофимовна, держа в руке пустую корзинку. Может быть, она ходила что-нибудь продавать и продала удачно? Нет, не может этого быть. Скорее всего, она просила где-нибудь в долг картошки или отрубей, и ей отказали. Я перепрыгнул через канаву и остановился перед ней. Она вздрогнула, увидя меня.

- Живой? - спросила она. - А я все думала, где-то ты? О! И сапоги новые и гимнастерка другая! Это тебе твой Алексей Иванов купил?

- Я работаю, Марья Трофимовна! - сказал я увлеченно. - И мне уже двадцать рублей дали вперед.

- Что ж, - сказала она, - повезло тебе. Счастливо! Мне к спеху.

Она не оглядываясь зашагала дальше.