Шестиклассники

Она приблизилась к Лёне, пронзая его острыми, злыми глазами, а он сидел, сгорбившись на кровати, не шевелился и только косился на порхающие перед его лицом белые страницы дневника.

— Ну, смотри у меня! — ещё раз предупредила мать, бросая дневник на тумбочку.

Он задел лежащие там проволочные звёздочки, и они одна за другой посыпались на пол.

— Вот, вот! — указывая пальцем на звёздочки, воскликнула мать. — Всяким барахлом занимаешься, глупости на уме, а дела побоку? Чтобы мне комнату больше не захламлять! А то сама повыкидываю все твои погремушки! Понял? Садись сию же минуту за уроки…

— Уроки нам утром велят…

— А ты сейчас садись, сейчас! При мне! Понял?

Лёня уселся к столу, подтянул поближе тетради и учебники.

— Хороших слов не понимает. Просила по-доброму: выправляйся, сынок… А он! За каждым шагом твоим теперь следить буду.

— Меньше был, и то не следила!

— Вот и жалею! Разболтался, хуже некуда! Ты учи, учи!

Мать раскрыла какой-то учебник и ткнула его Лёне под нос.

Глава 31. На совете отряда

О прогуле весь день Лёне никто не напоминал. И своим чередом текла классная жизнь: шли уроки, мелькали перемены, дежурные рьяно освобождали класс. Зайцев требовал от Гусевой и Смирновой какую-то заметку. Комарова с Возжовым связывали в общую пачку картонки, которые задумали использовать как материал для строительства машины времени. А чертёж машины принёс Гроховский. Ребята, не дождавшись чертежа от Галкина, поручили выполнить новый Стасу, и он, как видно, очень постарался — сделал красиво, тушью.

Чертежом Лёню тоже никто не попрекнул.

Но перед последним уроком Кузеванов сказал:

— Вот что, Галкин. После занятий не уходи. У нас совет отряда будет.

— А я при чем?

— Об учёбе разговор. И о тебе.

Лёня усмехнулся:

— Судить решили?

— Нет, не судить, — ответил Кузеванов. — Совет отряда недаром называется совет! А не суд. Посоветуемся, как быть с тобой.

«А что со мной?» — хотел спросить Лёня, но раздумал.

Обсуждать или советоваться — какая разница!

Важно, что придётся отвечать перед ребятами и за двойки и за прогул, а если ещё выступит Анька да расскажет, как он с ней обошёлся, тогда и вовсе не поздоровится.

Притихший просидел Лёня всю математику, даже не хохотал вместе с ребятами, когда их два раза рассмешил Павел Степанович.

В первый раз это случилось в самом начале урока. Павел Степанович вошёл в класс, а Возжов, замешкавшись, рисовал на доске огромную страшную рожу. Павел Степанович сразу вызвал дежурного.

Растерянный Возжов признался:

— Я дежурный.

— Это что — автопортрет? — Учитель с серьёзным видом показал на рожу.

Конечно, Кнопку подняли на смех.

А во второй раз ребята посмеялись над Валерием Петренко. Петренко захотел, чтобы его спросили.

— У меня отметка случайная.

— Ну, выходи, — кивнул учитель.

Однако, попыхтев над примером, Петренко запутался. Тогда, горбясь над столом, полуобернувшись в сторону доски, Павел Степанович вкрадчиво спросил:

— У тебя какая отметка-то случайная?

— Двойка…

— Ну вот, хорошо, — сказал Павел Степанович. — Я сам колебался, не случайная ли она, а ты помог мне уточнить. Спасибо!

Опять раздался дружный смех, но Павел Степанович утихомирил всех и напомнил, что шутки шутками, а конец четверти не за горами и не одному Петренко, а многим следует всерьёз задуматься над отметками по алгебре.

К Лёне это тоже относилось, но сейчас он встретил слова учителя равнодушно: гораздо ближе, чем конец четверти, был конец урока, а значит и совет отряда.

«Может, сбежать?» — появилась мысль, но Лёня сейчас же отбросил её.

Пусть будет что будет!

Даже не выйдя по звонку из класса, Лёня молча наблюдал, как активисты готовятся к совету отряда. Пошептался о чём-то с пришедшим вожатым Гена Кузеванов. Сбегала куда-то Маша Гусева и вернулась вместе с Таисией Николаевной. Тщательно вытирал доску Возжов, завершая этим своё дежурство.

Когда оставшиеся звеньевые и члены редколлегии расселись по местам, а Таисия Николаевна с Володей заняли последнюю парту, Гена Кузеванов встал у преподавательского столика и начал говорить о том, что сказал и Павел Степанович на алгебре: близко конец четверти, а некоторые ребята не задумываются над своим поведением. Вот и Галкин.

Перейдя на Галкина, Кузеванов больше ни о ком уже не упоминал, а разобрал его поведение по косточкам: и двойки-то он получает, и за всё берется, а ничего не делает — чертёж не принёс, уроки вчера пропустил, а на замечания отвечает грубостью, и вообще третье звено с ним замучилось, не знает, куда деваться…

Выходило, что из-за Галкина чуть не вся работа в отряде и в классе страдает.

Пока Кузеванов один говорил так, очень резко, откровенно, нисколько не стесняясь и глядя прямо в упор на Лёню, Лёня ещё изредка пофыркивал, правда, тихонечко, но всё же с независимой усмешкой: очень здорово получается у председателя, прямо как у прокурора.