Шестнадцать деревьев Соммы

Книга памяти. В ней записывали дату, имя и страну. Если хватало духовных сил, оставляли какое-нибудь высказывание. Я расписался на свободной строчке. Осторожно, чтобы не продырявить ручкой бумагу, написал: «Дэро». Положил книгу на место. Оглядел памятник неизвестному солдату. Known unto God[74].

Тут мне пришла в голову еще одна возможность. Я открыл латунное окошко и снова достал Книгу памяти.

* * *

Местное отделение Комиссии по военным захоронениям стран Содружества было похоже на ателье проката, где можно одолжить дорогое оборудование. В огромных аккуратных ангарах стояли газонокосилки, мини-экскаваторы и цементомешалки. Единственным, что добавляло торжественности, были флаги союзных государств, реявшие на высоких флагштоках у въезда. На площадку перед входом свернул грузовик – он остановился, оставив двигатель крутиться на холостом ходу, а с пассажирского места выскочил мужик в комбинезоне и принес несколько бухт электрического забора. По вентиляционным решеткам поверху я догадался, что это машина для перевозки скота. Подошел ближе и услышал овечье блеяние.

Овцы явно составляли здесь большинство наемных работников. Возле памятников они паслись целыми стадами. Ходили и щипали траву там, где пройтись вдоль заброшенных окопов с газонокосилкой было бы слишком опасно.

Овец увезли. Я отбросил мысли о собственном стаде и постучал в двери служебного помещения. Не получив ответа, вошел. У стола в глубине помещения сидели трое мужчин и две женщины в зеленых костюмах садовников. К доске-мольберту был прикреплен план территории. Их работа состояла в поддержании памятников войны в надлежащем состоянии, посадке цветов и замене выгоревших на солнце флагов.

– А вот Книги памяти с военных кладбищ, – спросил я по-французски, – куда они деваются после того, как их заполнят до конца?

С сомнением оглядев меня с ног до головы, один из садовников в конце концов проводил меня в подвал. К стальной двери, которую он отпер, не торопясь. Замигала ближайшая световая трубка, свет в бесконечно длинном архиве вспыхивал все дальше от входа. Здесь хранилось рукописное собрание тех многообразных форм, в которых за семьдесят лет выражалось горе. Потрепанные, политые дождем Книги памяти – так выглядят попавшие под дождь и снова просохшие газеты с покоробившимися страницами.

– Здесь погибло шестьсот тридцать тысяч человек, – сказал садовник. – И это только одних союзных войск. И только за эту битву, тысяча девятьсот шестнадцатого года. У немцев свои захоронения, и там их лежит не меньше.

Он хотел знать, зачем мне нужно просмотреть все эти тысячи записей, которые никто никогда не листал, но выбросить которые было бы неправильно. Я сказал, что мои родители погибли здесь в 1971 году и я ищу последние слова, написанные их рукой.

Это была не вся правда. Я искал еще и другую подпись, оставленную мужчиной с одной рукой. Мне показали, на каких полках стоят книги с кладбищ из окрестностей Отюя и из окрестностей леса Хай-Вуд – из всех тех мест, где «Черная стража» сражалась в 1916 году.

На каждое кладбище приходилось по несколько томов. Исписанные авторучкой страницы с именами. Бумага надорвана порывами ветра. Подписи, оставленные в двадцатых годах, были четкими и стройными, иногда их были сотни за один и тот же день. Наверное, писавшим приходилось стоять в очереди. Короткие фразы на полях. «We miss you dearly. Sarah is nine years old now and she is doing fine»[75].

Родители солдат. Солдатские вдовы. Бенефицианты опустевшего фонда «Скоттиш уидоуз».

Я достал книгу за тридцатые годы, нарыл другую, за 1953 год, и увидел отличия в том, как в британских школах преподают чистописание. Увидел, как менялся характер записей по мере того, как старели и умирали родители солдат. Как война из кровавой семейной драмы превращается в событие национальной истории.

Но я не вчитывался внимательно в эти строки. Я проглядывал страницы в поисках размашистой подписи. Той, что я видел раньше, на контракте, которым Дункан дал Эйнару разрешение жить на Хаф-Груни «until the end of time». Может быть, именно о той подписи он больше всего в жизни жалел.

Столбцам этим не было конца. Чтобы найти нужную подпись, потребовались бы часы. Я решил пролистать книгу до сентября, месяца, когда битва за лес Дэро была наконец выиграна.

Вот он.

«Капитан Уинтерфинч, “Черная стража”» и сокращение «ret.» – в отставке, пояснявшее, что теперь он гражданское лицо. Он по-прежнему указывал свои звание и подразделение, хотя управлял фирмой, имевшей отделения по всему миру.