Шестнадцать способов защиты при осаде

«От народа, из народа, для народа». Не скажу вот так, с ходу, откуда взялась эта фраза. Она была как-то связана с тем, что некая горстка идеалистов с горящими глазами свергла однажды тирана – чтобы самим стать подобными ему. Ничего хорошего не принесла эта затея, будьте уверены. Спаси Господи людской род.

Когда император и знать жиреют, а народ голодает и страдает, ты обычно говоришь себе (я, по крайней мере, говорю или говорил) – с этим нужно что-то делать. Так дальше нельзя. Львы не имеют права и дальше безнаказанно топтать червей. А потом происходит сдвиг, и что оказывается? Что люди – это… ну, люди, собирательное существительное для огромного количества разнородных субъектов. Из которых ни один не совершенен: некоторые абсолютно порочны, а большинство монументально глупы. Так же глупы, как император, знать, духовенство, военные, магнаты и правящая верхушка организованной преступности, – только и всего. Когда дело доходит до сдвига, их так много – прочных, как кирпичи. И никому из них не доверишь в здравом уме штурвал корабля или полковой денежный фонд – да даже и собаку свою оставить на таких остережешься. Да что там – кухонный ножик в руки не дашь.

Я говорю как человек из народа. В свое время я совершил несколько колоссальных глупостей. Я никогда не просил, чтобы меня ставили в положение власти. Бо´льшую часть времени я делал все, что мог, и этого никогда не хватало. Это все было глупо в основном.

В свое время я встретил трех, может быть, четырех по-настоящему умных мужчин и женщин. В их числе – Огуз, мой старый приятель, который почему-то всегда был обо мне высокого мнения. Думаю, этим все сказано.

40

Как только мы с Трухой отворили ворота, я крикнул:

– Лисимах, собирай всех Синих сюда!

Не думал, что он послушается – все равно что звать собаку, почуявшую оленя, – но верзила на диво быстро провел весь наш отряд куда нужно, проследив, чтобы никто лишний не затесался. Мы заперли ворота, и толпа тех Зеленых, что остались снаружи и в живых, навалилась на них всем весом и чуть не свалила. Но Лисимах с нашей стороны поднял решетки, и они удержались. На время проблема была решена.

Я послал человека на вершину смотровой башни.

– Что мне высматривать? – удивился тот. – Темень же страшная!

Я позаботился о том, чтобы площадки подъемников были хорошо освещены. Сняв клинья-предохранители с рычагов, я разделил все наши силы пополам. Трухе досталась в распоряжение одна группа, мне – другая. У нас получится, сказал я себе, отдал приказ – и всем весом навалился на рычаг. Тот не сдвинулся с места. Ни на дюйм.

– Нужно больше людей, – озвучил некто блестящую мысль. – Нас просто не хватает.

За воротами, которые сейчас пытались пробить вынесенными из ближайшей корчмы скамейками, людей было много – тех, от чьего имени я и вел эту безумно трудную войну. Еще пара десятков ребят с сильными руками и широкими плечами – и мы бы подняли эту цепь на раз-два. Там, за воротами, лежал целый Город, полный людей, чье выживание так сильно сейчас зависело от двух огромных железяк, но мы не могли связаться с ними, дать им знать, что нам нужна помощь. Я придумал уйму уловок, велел построить тысячу машин и механизмов – да вот только людьми, похоже, пренебрег. Не посчитал нужным завоевать их сердца и крошечные-крошечные умы. И рычаги намертво встали в пазах, и цепь не могла подняться, и все мы были обречены. Я предал друга и собственный народ – ради чего, спрашивается? Да просто так. Есть такой бородатый афоризм: «Можно лошадь свести к водопою, но нельзя заставить ее пить». Не думаю, что кто-то может.

– Суда идут! Суда! – закричал кто-то. Ну раз сюда, подумал я, может, помогут эти хреновы рычаги сдвинуть, а потом понял, что ослышался. «Суда», а не «сюда», и значить это могло лишь одно. Вот же дьявол.

Оставив артиллеристов героически висеть на рычагах, не желающих сдвигаться ни на дюйм, я вышел наружу, в мягкий рассветный пурпур. Только что взошедшее солнце, до боли в сердце красивое, сверкало на водах. Утренний прилив уже гнал в залив многие сотни кораблей, и мне прекрасно были видны их паруса.

Ну что ж. Почти получилось. Мы почти спасли Город и его несносных жителей от гибели. Почти победили, наплевав на непреодолимые препятствия. Мы подняли со дна – кому скажи, не поверят – чертово Ожерелье Йовия; жаль, что слишком поздно. Отличная амуниция – разве что амбиции подвели. Жаль, что так получилось.