– Но ведь ты только что сказала, что любовь все делает легче, – заметил я.
– О да, – ответила она, – так и есть. Но это большая ответственность.
– Никогда не думал в таком разрезе, – признался я.
– Как я уже сказала, – ответила она, – тебе повезло. Будучи любимым, ты отягощен ответственностью. Ты взял на себя обязательство длиною в жизнь. И когда дело заходит в тупик и кажется глупым продолжать, ты не можешь выпить цикуту или вскрыть вены – нельзя просто бросить все без повода. Ты в западне. Твой корабль ушел без тебя.
Что за странный разговор, подумал я.
– Конечно, ты мужчина, – продолжала она, будто бы с легким упреком, нежно, но твердо. – У тебя куда больше степеней свободы. Нужно быть женщиной, чтобы понимать, каково это – застрять, увязнуть без надежды на освобождение. Думаю, как-то так чувствуют себя преступники, приговоренные к острогу лет этак на сорок.
– И тот, кто любит тебя, становится тюремщиком, – сказал я, медленно кивнув.
Наверное, даже хорошо, что в тот момент вернулся Айхмалот. Он был весел, вовсю улыбался – ему только что перепал негаданный заработок. Помню, он принес ей яблоко.
Итак, Огуз представил меня своей жене.
Есть такое выражение – «трофейная жена». Избранницу Огуза тогда можно было на всех основаниях назвать триумфальной аркой – живым напоминанием того, сколь далеко зашел мой друг и какой огромный путь еще только готовился одолеть. Красивая – неподходящее слово.
Несколько лет назад, когда было пора императору выбирать себе жену, он отправлял посланников по всей Империи выбирать девушек – тысячи, десятки тысяч. Их посылали в региональные центры, где отделяли зерна от плевел, и самые сливки отправляли в региональное командование, откуда лишь десять процентов попадали к губернатору провинции, который выбирал десять лучших; их передавали в управление округа; в итоге около пяти сотен оказывались в Городе, где комитет Дома сокращал количество до двух сотен и специально уполномоченные выбирали семьдесят пять для смотра в приемной камергера, после чего их оставалось сорок пять, из которых уже выбирал император. Жена Огуза попала бы сразу как минимум к уполномоченным, невзирая на легкое кожное заболевание, и, вероятно, к камергеру.
Не могу сказать, что мне нравятся красивые люди. Сдается мне, на них я держу обиду против собственной воли. Из всех привилегий врожденная красота задевает меня пуще всего. Я знавал очень богатых людей – девять из десяти были законченными ублюдками по сути своей, но сколоченное состояние вроде как превозносило их немного над мерзкой натурой, и утешала лишь мысль, что они могут лишиться его за считаные часы и отправиться назад, в гадючье гнездо, подгоняемые пинками. Я знал сыновей знати – их труднее принять, но как-то же я ужился и с Нико, и с Артавасдусом; стоило узнать их поближе, как я быстро научился игнорировать классовые различия и сосредотачиваться на том, что у меня с ними общего. Возмутительно умные люди хуже, но довольно многие из них хотят лишь добра, и у них, как правило, есть недостатки (внешний вид, манеры, социальные навыки), позволяющие простить их. Но с красивыми людьми сложнее всего. Если не закрыть глаза, не отвести взгляд – нипочем не сможешь отделаться от ужасного факта, разящего точно обух, что перед тобой кто-то, отделенный огромной, неодолимой пропастью. И что самое обидное – этот кто-то не сделал ровным счетом ничего, чтобы это превосходство заслужить. Жена Огуза – ее звали Сичель-Гаита – была именно такой породы. Не стану и пытаться описывать ее – еще не придумали слов, что передали бы в полной мере все мое напряжение от нахождения рядом с ней. Мне было стыдно смотреть на нее.
– Значит, ты Орхан, – промолвила она. – Я так много о тебе слышала.
Айхмалот был мне хорошим другом. Он похлопотал за меня, помог обрести связи. Этот парень хоть и носил форму, а все равно он не один из них, а один из нас. И как-то незаметно после этого мои склады перестали обворовывать, а гражданские подрядчики не затягивали больше с выполнением работ. Жить стало лучше и легче. В доме Айхмалота я познакомился с интересными людьми, впоследствии помогавшими обменивать золото из правительственной казны на горы полезного серебра и достававшими для меня вещи, по другим каналам недоступные и по цене, которую я мог себе позволить. Внезапно в Городе появились люди, которые, казалось, не обращали внимания на то, что я выглядел не так, как следовало бы. Так я смог добиться повышения в звании, дослужиться до полковника инженерных войск. Я провел много времени у него дома. Всякий раз, когда я бывал в Городе, он подбивал меня оставаться с ним, не желая и слышать о том, чтобы я селился на постоялых дворах или в гостевых казармах. Но у него всегда было хлопот невпроворот, и я оставался дома с его женой. Довольно приятной, как я уже сказал, женщиной – и я думаю, ей нравилась моя компания.