Шестнадцать зажженных свечей

— Отстань! — вдруг крикнула Лена. Чего ты ко мне привязался? — В ее голосе были Слезы,—Я сама не знаю, чего хочу...

— Зато я знаю, чего ты хочешь,— тихо сказал Костя.

Лена с испугом смотрела на него.

— Ты хочешь помириться с Мухой.

Лена опустила голову.

— Ведь хочешь?

Лена молчала.

Глава двенадцатая

Здесь или нигде

Утром Костя стоял перед дверью с номером «83». Поднять руку, нажать кнопку звонка...

Все существо сопротивлялось этому простому движению: поднять руку... Нажать кнопку звонка!

«Для тебя, Лена...»

Он поднял руку, позвонил. Нечто огромное, обжигающее словно упало в нем, разбилось вдребезги.

«Убежать! Немедленно убежать… Еще не поздно». Но он продолжал стоять перед дверью,

Послышались шаги. Дверь открыл мужчина лет сорока, с большими залысинами, в светло-сером летнем костюме, безукоризненно отглаженном, в коричневых начищенных ботинках.

— Здравствуйте,— сказал Костя.— Скажите...

— Дмитрий! К тебе,— крикнул мужчина и ушел.

В передней появился Муха. Удивление на его лице быстро сменилось иронией.

— Какой визит! — воскликнул Муха.— Сам великий маэстро! Чем обязан? Или выяснять отношения?

— Кончай ты,— просто сказал Костя.— Я...— он замешкался,— ...совсем по другому поводу.

— Прекрасно! Проходи.— Голос Мухи прозвучал дружественно.— Ты как раз к завтраку.— Он повел Костю по коридору.

Дверь на кухню была приоткрыта, за ней мелькнула женская фигура, послышался звон посуды.

— Людмила Васильевна,— сказал на ходу Муха.— У меня гость. Еще один прибор, пожалуйста.

— Хорошо,— напевно, мелодично ответил молодой женский голос.

— Будь как дома,— насмешливо сказал Муха.

Они вошли в просторную кухню. Мужчина, встретивший Костю, отец Мухи, уже сидел у окна, просматривая газету, а у стола хлопотала молодая женщина, очень милая, с открытым, чистым лицом, гладкая прическа открывала высокий лоб. Вся око светилась доброжелательностью, и только в карих глазах Костя увидел затаенную грусть, тревогу, которые, наверное, она хотела спрятать ото всех.

— Здравствуйте! — сказал Костя.

— Здравствуй, здравствуй! — радостно улыбнулась ему женщина.— Вот тут садись, удобное местечко.— Она усадила Костю тоже у окна, напротив отца Мухи, который продолжал шелестеть газетой.

Муха громко отодвинул стул, плюхнулся на него, взглянул на Костю.

— Не удивляйся, в этом доме завтракают поздно. У главы, так сказать, семьи, производителя материальных благ, скользящий график. Да! Виноват, виноват..,— Муха вскочил,— Я же не представил стороны! Мой новый друг Константин Пчелкин, в будущем знаменитый музыкант.— Муха усмехнулся,— А это мой родитель, Михаил Никитич, большой специалист в области воспитания юного поколения.— Он повернулся к Косте.— Знаешь, есть такая неопределенная наука — педагогика. «Сейте разумное, доброе, вечное...»

— Дмитрий! — прервал Муху Михаил Никитич, и Костя увидел, каких усилий стоит ему говорить спокойно.

— Я заканчиваю,— в свою очередь, перебил Муха.— И, наконец, несравненная Людмила Васильевна, молодая супруга моего несравненного родителя. Тоже, да будет тебе известно, причастна к педагогике: в приемной ректора...— Он взглянул на отца.— Умолкаю, умолкаю! Впрочем, сейчас Людмила Васильевна — образцовая домашняя хозяйка. Итак, что тут у нас? — Муха сел на свой стул.

— Вот яйца, сыр,— сказала Людмила Васильевна, и Костя увидел в ее милых широко раскрытых глазах затравленность.— Еще я сделала свеколку под майонезом. Очень полезно.— Она улыбнулась Косте.— Тебе положить?

— Да я уже завтракал.

— Тогда кофе,— предложила Людмила Васильевна.— И бутерброд.

— Конечно, кофе! — сказал Муха,— бодрит.

Завтрак проходил в молчании. Муха и его отец ели ножом и вилкой, Людмила Васильевна обходилась одной вилкой и постепенно раскраснелась, глаза ее стали прежними, приветливыми и добрыми, еда явно доставляла ей удовольствие. Молчание нарушил Муха.

— Тихо, как в склепе,— сказал он.— И, уткнувшись в тарелку, изрек: — «Семья как ячейка общества».

Михаил Никитич резко отодвинул чашку.

— Развлекаешься?

Муха не ответил, он повернулся к Косте, спросил:

— Ты как думаешь, семья — ячейка общества?

— Не знаю...— совсем растерялся тот.

— А у вас, Людмила Васильевна, какие соображения? — Муха прямо, тяжело смотрел на молодую женщину.— В смысле ячейки?

Костя увидел: глаза Людмилы Васильевны мгновенно наполнились слезами, она вскочила и выбежала из кухни.

— Что-то не клеится беседа,— развел руками Муха.

И тут Михаил Никитич грохнул кулаком по столу. Зазвенела посуда. Выплеснулся кофе из чашек.

— Хотя бы постеснялся постороннего человека! — закричал он, но тут же тяжелым усилием подавил гнев, сказал: — Неужели тебе доставляет удовольствие...

— Ладно, ладно! — перебил Муха.— Не заводись. Береги нервы. Впрочем, они у тебя железные.— Муха встал.— Пошли, Пчелка.

Костя поднялся из-за стола, сказал:

— Извините...

Михаил Никитич не ответил.

— Проходи!