Читаем Шестнадцать зажженных свечей полностью

— Для этого я и попросил Гарика пригласить вас,— устало сказал старик.— Ничего мы за вас не решали. Вы решать будете. И уже вижу, как. Вы, Никита Иванович, собираетесь совершать нравственное преступление!

— Не понял.

— Вы хотите убить в вашем сыне самое главное, основу будущей жизни — мечту! Крылья подрубить перед, полетом.

— Вы на меня высокими словами не давите...

— И знаете, что за сим последует? — продолжал Владислав Константинович.— Вы толкаете Гарика на старую дорожку...

— Опять не понял! — перебил Гусаков.

— Вы считаете...— Старик начинал задыхаться.

— Дед!

— Ладно, ладно. Вы считаете, будет лучше, если ваш сын опять вернется в подъезды, в какую-нибудь новую компанию, подобную той...

— Ничего! — перебил Гусаков.— Все мы через подъезды и компании прошли. Как видите, живем не хуже других. Дурь с годами слетит, и я из Гарьки рабочего человека сделаю. Или вы против?

— Да разве об этом разговор? — Очкарик подал Владиславу Константиновичу стаканчик с лекарством, и он быстро, казалось, не заметив, выпил содержимое.— Демагогией занимаетесь, Никита Иванович! Поймите, у Гарика блестящие способности! Он, может быть, родился для... А! — Старик безнадежно уронил руки.

— Владислав Константинович! — Костя вскочил.— Покажем? Витя, давай!

Костя и Очкарик ринулись в другую комнату и вернулись с макетами яхты, многомачтового парусника, военного корабля.

Мальчики выстроили на журнальном столике перед Гусаковым целую игрушечную флотилию.

— Вот! —сказал Костя.— Это все Дуля.

— Сам? — удивленно спросил Гусаков.

— Конечно, сам! — подтвердил Костя.

— Я у него в подручных был,— добавил Очкарик.— То подать, это подержать.

Гусаков осторожно взял макет трехмачтовой шхуны, стал ее рассматривать со всех сторон.

— Гарик прекрасно читает чертежи,— сказал Владислав Константинович.— У него природная смекалка, он рожден кораблестроителем.

— Для поступления в кораблестроительный институт,— сказал Костя,— надо уже сейчас готовиться. У меня в девятом по всем математикам — годовые пятерки. Я Дуле помогу. А по физике... Есть у меня приятель, он по физике прямо профессор.

— Когда у вас в семье родится еще один ребенок,— вставил Очкарик,— мы все будем помогать: что надо по хозяйству, по дому. Лишь бы Дуля учился, в институт готовился.

Гусаков теперь внимательно рассматривал макет эсминца. Однако лицо его оставалось хмурым. Наконец, он сказал:

— И все одно: блажь. Раз, два — и судьбу переменили парню.

— Да эту судьбу-то,— опять заволновался Владислав Константинович,— вы ему придумали. И не спросили у парня, нравится ли она ему.

— Зато верное дело. Ошибки не будет. А тут... Одно дело — игрушки городить, а настоящие корабли...

В дверь снова позвонили.

— Наконец-то! — вырвалось у Кости.

Очкарик убежал в переднюю и вернулся с Владимиром Георгиевичем.

— Всем общий привет! — сказал учитель школы каратэ.— Немного опоздал? Извините! Как всегда, транспорт,— Он подошел к Гусакову.— Никита Иванович, не так ли? — Он протянул руку.— Будем знакомы: Владимир Георгиевич Говорухин.

— Гусаков,— ответил отчим Дули.

— Так вы! отпускаете нашего капитана? — бодро спросил Владимир Георгиевич.

— Куда это еще отпускаю? — изумился Гусаков.

— Как?— в свою очередь, удивленно воскликнул учитель школы каратэ.— Я подумал, вы уже обо всем договорились. Ведь в июле мы идем под парусами по Клязьме, сейчас разгар подготовки и тренировок.

— Кто это мы? — мрачно спросил Гусаков.

— Мы — это вот я и они.— Владимир Георгиевич показал на Костю и Дулю.— Восемнадцать человек их у меня.

— Ничего не понимаю,— сказал Гусаков.

— В общем, история такая. Я веду занятия в школе каратэ. Летом с начальной группой я обычно отправляюсь в десятидневный поход. Там и тренировки, там и разговоры о жизни, что, уверяю вас, Никита Иванович, очень важно. Потом походный быт, костер... Что сильнее может объединить мужчин? — Владимир Георгиевич подмигнул Косте.— А в этом году... Нашего участкового Николая Павловича Воробьева знаете?

— Дон Кихота,— улыбнулся Костя.

— Знаком,— коротко ответил Гусаков.

— Так вот,— продолжал Владимир Георгиевич.— Николай Павлович подал мне идею под парусами с ребятами пойти. Есть у него дружба с речниками. Правда, поставил условие: взять с собой шестерых гавриков из разных дворов. Ну, ребятишки, сами понимаете. Среди этой шестерки ваш сын. О нем ничего плохого сказать не могу. Скорее, наоборот. Короче говоря... Кладу на сей поход половину своего отпуска. Имеем мы три посудины. А флагман «Сатурн» из старья ваш сын переоборудовал. Вернее, работы шли под его руководством.

— Папа! — перебил Дуля.— Поедем на водохранилище, и мы тебе покажем!

— Зрелище того стоит,— сказал Владимир Георгиевич.— Особенно когда ветер наполняет паруса «Сатурна».

— Вы по мне,— сказал Гусаков,— прямо тяжелой артиллерией.

— Полно, Никита Иванович,— успокоил Владислав Константинович.— Правда, для вас все это несколько неожиданно.

— Потому и держали от родителей в тайне,— сказал учитель школы каратэ.— До поры. Готовили сюрприз: все три парусника — на плаву.

— Думали,— опустил голову Дуля,— увидят корабли — не откажут.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза