Шестое чувство

-- Я так и думал, что вы не согласитесь, -- пожал плечами Васька. -- Дело понятное: миллион за букет -- это не каждому по карману. Но согласитесь, сэр Роберт, меньшего он не стоит. Боюсь, что это единственный в мире букет голубых роз.

"В этом ты прав, -- подумал я, -- другого такого нет".

Американца била дрожь, словно в лихорадке. Страсть коллекционера боролась в его душе с чувством меры и трезвым расчетом. А трезвый расчет подсказывал ему -- я это ясно увидел, заглянув в его мысли, -что миллион -- это, пожалуй, многовато, да и завянут они, эти розы, где-нибудь через недельку, и останутся от них одни воспоминания, миллион же, как никак -- это целое состояние.... Словом, метался господин Иванофф в поисках решения и никак не мог найти выход из создавшейся ситуации, но в самом дальнем углу своей души он все же был готов пойти на этот отчаянный шаг и выложить требуемую сумму.

Сэр Роберт Иванофф медленно и осторожно, словно готовящийся к прыжку лев, подкрался к букету голубых роз и буквально впился в них безумным от восторга и жажды обладания взглядом. Ему не терпелось ущипнуть хотя бы один лепесток, но он сдерживал себя, хотя и с большим трудом, и лишь вбирал своим мясистых носом космический аромат уникальных цветов. И с каждым вдохом он чувствовал, как уверенность вливается в него, придавая силу и решимость.

-- Я согласен! -- тяжело уронил он в тишину роковые слова и расплылся в судорожной улыбке. -- Я дам вам миллион долларз за этот розы.

Он обращался ко мне как к владельцу букета, считая, видимо, что именно я уполномочил Василия вести с ним переговоры о купле-продаже голубых цветов. Я бросил на стервеца Ваську уничтожающий взгляд, но тот лишь ухмыльнулся и, радостно блеснув глазами, затараторил:

-- Соглашайся, отец, ведь миллион сам в руки плывет. Такая удача раз в жизни бывает. Ну же!

Теперь борьба противоречивых чувств началась в моей душе. Миллион -- это прекрасно, думал я, за миллион я бы отдал этому типу и десять таких букетов, будь они у меня и будь они моими, но... Вот это-то "но" и держало меня. Ведь букет был подарен мною Маше в день двадцатой годовщины нашей свадьбы -- как же я мог теперь продать его? Эти чудесные розы привели Машу в такой восторг и, похоже, продолжают благотворно действовать на нее и поныне. Да что Маша! Они и на меня производили какое-то гипнотическое, фаталическое действие, обостряя во мне чувство собственного "я". Нет, их никак нельзя продавать, никак.

-- И вы еще думаете? -- удивленно вылупил на меня глаза эмигрант Иванофф. -- Да я и то легче расстаюсь со своим кровно нажитым миллионом, чем вы, сэр Николай, с каким-то сомнительным букетом!

Интересно, куда подевался его филадельфийский акцент и откуда вдруг всплыл этот невыносимый южнорязанский говор?

Ища поддержки, я взглянул на жену. Она чуть заметно пожала плечами, давая понять: решай, мол, сам. Похоже, что и на нее миллион долларов произвел магическое действие. Все-таки живем мы небогато, подумал я, и лишние деньжата нам явно не помешали бы. Маша давно уже собиралась дубленку себе купить, да и Ваське-стервецу на кооперативную квартиру неплохо бы подзаработать. Да что говорить -- многие проблемы сразу бы разрешились! Скоро отпуск, можно будет путевку в капстрану взять, мир повидать, себя показать, барахлишка прикупить... Кстати, мне давно уже новый спиннинг нужен, а то старый совсем в негодность пришел... Так что же делать, а? Плюнуть на все и загнать этот букет, пока сэр из Америки не передумал? Арнольд, я думаю, не очень обидится, а Маша, мне кажется, в принципе согласна. Э-эх, была не была!..

-- По рукам! -- отрубил я, замахиваясь пятерней для традиционного рукопожатия с этим вымогателем, но тут...