Шестое чувство

— Итак, Николай Николаевич, — произнес он, потирая руки, — сейчас сюда приведут одного типа, который подозревается в убийстве. Но улик у нас явно недостаточно, и поэтому доказать его вину мы пока не можем. Ваша задача заключается в следующем. Применив свою удивительную способность, попытайтесь узнать у него необходимые подробности совершенного им преступления и добыть, так сказать, недостающие улики. Только вот о чем я вас попрошу, — он замялся и смущенно засопел, — пусть ваше участие в этом деле, уважаемый коллега, останется тайной для всех. Это просьба. Хорошо? — Я кивнул. — А пока, — Сергей Тимофеевич вынул из ящика стола папку с надписью «Дело», — ознакомьтесь с материалами следствия. У вас есть пятнадцать минут.

Я открыл папку и бегло просмотрел дело. Суть загадочного убийства сводилась к следующему. Две недели назад, в пятницу, в три часа пополудни, сосед Мокроносова по лестничной клетке, некто Пауков, был обнаружен с проломленным черепом в своей собственной квартире. Убийство было совершено тупым твердым предметом, по-видимому, пустой бутылкой из-под водки, осколки которой находились тут же, в квартире, рядом с убитым. Входной замок был цел, никаких следов взлома не обнаружили. Следовательно, либо убийца воспользовался запасным ключом, подходящим к замку, либо пострадавший сам впустил его в квартиру. Минут за сорок до обнаружения трупа соседка Паукова с верхнего этажа, направляясь в ближайший магазин, спускалась по лестнице и случайно увидела, что дверь в квартиру Паукова чуть приоткрыта. Она не придала бы этому факту значения, если бы в 15.00, возвращаясь обратно, не увидела бы ту же картину. Заподозрив неладное, она остановилась, слегка толкнула дверь, осторожно вошла и на кухне обнаружила труп Паукова. Милиция, сразу же прибывшая на место происшествия, обратила внимание на спертый воздух в помещении, пропитанный густым запахом спиртного перегара и давно немытой посуды. Медицинская экспертиза установила, что накануне смерти Пауков потребил изрядную дозу алкоголя и был сильно пьян. Смерть наступила где-то около 14.00. Опрос свидетелей начали с ближайшего соседа Паукова — Мокроносова. И тут же всплыло одно неожиданное обстоятельство: незадолго до убийства Мокроносов находился в квартире Паукова, где они вдвоем успешно выпили две бутылки водки. Затем, по словам Мокроносова, он покинул соседа, вернулся к себе и завалился спать. Разбудил его уже приход милиции. Майор Пронин, взявшийся за это дело, справедливо полагал, что Пауков был убит своим соседом во время попойки, когда между ними, возможно, вспыхнула ссора. Отпечатки пальцев на осколках разбитой бутылки укрепили следователя в его версии: их, действительно, оставил Мокроносов. Но тот категорически отрицал свою причастность к убийству, заявив, что покинул Паукова, когда тот был в полном здравии и лишь слегка «поддамши». Тем не менее следователь решил задержать Мокроносова по подозрению в убийстве, но с тех пор следствие не продвинулось ни на шаг.

Я отложил папку в сторону. Следователь оторвался от подоконника, на котором только что удобно сидел, и с надеждой взглянул на меня.

— Ну как?

— Есть вопрос, — ответил я. — Когда Мокроносов покинул квартиру Паукова?

— В 13.30, там же написано. Но это с его собственных слов.

Я кивнул. Честно говоря, сыскное дело меня никогда не прельщало, поэтому сейчас, сидя в сыром кабинете этого пухлого майора, особого рвения к раскрытию преступления я не испытывал. Единственное, что мне хотелось — это «прощупать» мозг Мокроносова и установить, действительно ли он виновен, или это просто случайное стечение обстоятельств, крайне неблагоприятное для подследственного.

Ввели Мокроносова. Это оказался щуплый, худосочный, немолодой уже мужчина с характерным лицом хроника, измученным видом и печальными, без тени надежды, глазами.

— Вот он, голубчик, — впился в него взглядом следователь, и я вдруг понял, что этот добродушный с виду майор может быть жестоким.

— Зачем вызывали, гражданин начальник? — глухо спросил Мокроносов.

— Тебя привели. Вызывают оттуда, — Пронин ткнул жирным пальцем в зарешеченное окно, — с воли.

Мне уже было ясно, что Мокроносов ни в чем не виноват, более того, он вообще ничего не знал и не ведал, и как я ни пытался отыскать в его памяти хотя бы тень убийцы, случайно виденного им или, может быть, слышанного — все было напрасно. А раз Мокроносов к делу непричастен, решил я, то убийца мог проникнуть в квартиру Паукова только в те полчаса, когда тот оставался один, то есть с 13.30 до 14.00. Мне вдруг пришло на ум, что теперь, когда я убедился в невиновности сидевшего передо мной человека, на мне лежит ответственность за его судьбу, за его полное очищение от нависшего над ним страшного обвинения. Потому что только я знал о его невиновности, хотя и не мог пока этого доказать. И пусть он мне глубоко несимпатичен, этот запойный алкаш с многолетним стажем, но разве дело в моем личном отношении к нему? Важно установить объективную истину, ибо истина выше наших симпатий и антипатий.