ШЕСТОЙ МОРЯК

  — Вот что, — сказал я, стараясь быть как можно более убедительным. — Вам может угрожать опасность.

  Она усмехнулась краешком рта и продолжала молчать. Ничего нового я ей не сообщил. В конце концов, никто давно уже не ощущал себя в безопасности.

  — Это серьезно. — Я поразмыслил и решил, что таить козыри в подобной ситуации было бы скудоумно. — Если вы будете неосторожны,  то никогда не увидите своего ребенка.

  Ее лицо дрогнуло. Я подождал, последует ли вопрос, откуда мне известно о ребенке, однако она продолжала молчать, провалившись куда-то глубоко в свои мысли.

  — Что  бы ни случилось, — пустился я  развивать успех, — не открывайте дверь никому... кроме меня. Могут найтись желающие сделать вам больно.

  — Вы кто? — наконец спросила она.

  — Первородное зло, — ответил я с иронией.

  Рифма получилась довольно свободная, но, во всяком случае, не в пример благозвучнее обычно употребляемых для ответа на этот сакраментальный вопрос похабных зарифмовок.

  И вряд ли она способна была предположить, что я не лгу.

  — Так не откроете?

  — Хорошо, — сказала  она. Голос был надтреснутый, как случается, если долго ни с кем не приходилось разговаривать. — Не открою. Никому, кроме вас... А почему я должна вам доверять?

  — Потому что потому, — сказал я и задвинул дверь перед самым ее носом.

  И сразу понял, что именно меня так насторожило.

  Обыкновенный для путешествия в пассажирском вагоне акустический фон изменил свою структуру. Поезд сбавлял ход.

   Теперь мне определенно следовало успеть добраться до машиниста прежде, чем с ним стрясется  что-нибудь скверное... Ну, что, например? Допустим, его снова убьют. Или шальной метеорит прострелит кабину. Или, без самобытных затей, внезапная коронарная смерть.

   С радующей душу целеустремленностью я пронизал все вагоны, числом четыре, как и ожидалось — практически пустые. Впрочем, в одном купе кипел и пенился полновесный железнодорожный кутеж: квартет  немолодых мужчин, кто в спортивном костюме, а кто в полосатой санаторной пижаме по моде середины прошлого века — глушили водку, запивая ненаглядную пивом, закусывали свежими огурцами-помидорами и азартно, со знанием предмета, с подобающими шуточками, рубились в преферанс. Из наполовину открытой двери валили клубы табачного дыма, подсвеченные вялыми ночниками. На меня игроки не обратили ни малейшего внимания. Интересно, что с ними сталось в предыдущей, навсегда уже стершейся реальности? И присутствовали ли они в ней вообще?!

   А вот попасть внутрь локомотива  оказалось куда труднее. То есть  решительно невозможно для обычного пассажира, которому вдруг приспичило пообщаться с машинистом. Дверь тамбура была наглухо задраена, перехода за нею не было, по ту сторону мутного окошка моталась стеклянная морда пустой резервной кабины.

  ...Когда-то, лет примерно семьсот-восемьсот тому назад, я оказался примерно в такой же идиотской ситуации. Но  тогда это был обычный каземат, каменный мешок в дальней крепостной башне замка Домфрон, и намертво замурованная дверь перед носом. Помещен туда я был, разумеется,  не силой, а злым умыслом недоброжелателей. Что послужило тому причиной... или кто... сейчас уж и не упомнить. Не то  сеньор огорчен был  выказанными мне знаками внимания со стороны некой знатной дамы, не то ухвачен мною был за нечистую руку тогдашний казначей... в общем, был я расслаблен, благодушен и самонадеян. Чем и воспользовались во благовременьи пускай и немногочисленные, но вполне поднаторелые в злых кознях недруги. «Не соблаговолите ли освидетельствовать заодно и сие помещение, сударь?» — «Почту за честь, сударь!» — «В таком случае пожалуйте сюда, сударь...» — «Буду счастлив  уступить вам дорогу, сударь». — «Вы чрезвычайно меня обяжете, если пройдете первым, сударь». — «Как вам будет угодно, сударь... Но что вы делаете, сударь?!» — «Всего лишь имею несказанное удовольствие запереть за вами дверь с тем, чтобы поручить судьбу вашу Всевышнему, сударь». — «Позвольте объявить вам, сударь, что вы мерзавец и  сукин сын!» — «С радостью готов дать вам удовлетворение, сударь... но в том лишь случае, коли вы найдете способ извлечь свою персону из  этой уютной кельи прежде, чем Господь призовет к себе вашу многогрешную душу». — «Смею вас заверить, что не премину воспользоваться  своим правом, сударь!» — «Всегда к вашим услугам, сударь...»