Шестой моряк

   Она подбирает накидку и неверными движениями, словно пьяная, закутывается в нее.

  — Делай то, что должен, демон. Ступай своей дорогой. Я разыщу тебя в любом обличье.

   На пороге я задерживаюсь. Мне снова приходит в голову навязчивая мысль, что Аталнурмайя должна кое-что знать об исчезновении своего отца. Уж слишком она спокойна и занята собой в то время, как ей полагалось бы убиваться, заламывать руки и обливаться слезами отчаяния.

   Но ведь это легко проверить. Еще одно Измещение — чтобы рассеять все подозрения.

   А если она ничего не знает? Если она и вправду такова, как есть, и нет резона требовать от нее того, на что она не способна? Любила ли она своего отца настолько, чтобы страдать из-за его пропажи?..

   Словно ощутив мои колебания, она обращает ко мне свое лицо, слабо освещенное призрачным огнем светильника. Спокойное лицо, спокойные глаза, не выражающие ничего, кроме уверенности в своей правоте. Холод ночного металла...

   Я затворяю за собой дверь каморки, так ничего и не решив для себя.

   Что ж, каждому — своя дорога. По сумрачным лабиринтам королевского дворца я влачу на себе оцепенелое тело Когбосхектара Без Прозвища к тайнику с личным знаком нанимателя. Быть может, этот знак подскажет мне, где искать новое тело...

   Струя бледного пламени в лицо.

   Опять магия. Да не обыденная, какую использует самый распоследний раб, чтобы развести огонь и поджарить на вертеле кролика, а боевая, и хорошо заточенная. Ненавижу все эти колдовские штучки! Перевешал бы всех колдунов, да не за шею и даже не за ноги, а за то, что оборвется у них  прежде всего!..

   Отшатнувшись, получаю тяжелым по затылку. Ну, меня такими гостинцами не проймешь, и не такие плюхи хватывал, и окованными дубинами, и двухсаженным копьем, и верблюжьим копытом. Покачнувшись, тяну кинжал из  ножен.  Сейчас начну резать насмерть всех подряд, и только последнего не дорежу, сберегу для дознания, и потому резать буду медленно и ремнями...

   В голове взбухает и лопается пузырь синей воды. Это не удар — ударом меня не вырубишь. Это снова магия. Странно было бы ждать,  что, применивши магию единожды, не применят дважды.

   Кажется, глаза закрываются на короткое мгновение, и сразу же открываются. Но я уже не в дворцовом коридоре, а в какой-то гнилой темнице. Быть может, даже и в Узунтоймалсе. Сижу вбитый в узкое, не про мою задницу, дубовое кресло, прикрученный к нему по рукам и ногам. А в голове все еще плещется и бликует проклятая синяя водица.

  — Кляп уберите, — командует Лиалкенкиг по прозвищу Плешивец.

   Плешь у него действительно всем плешам плешь: будто кто взял и шмякнул ему на череп морского моллюскаосьминога, а когда тот присосался как следует, отодрал его вместе с волосней. Известное дело, с магией шутки плохи, магия колдуна метит...

   Едва только уста мои обретают способность производить звуки, как тотчас же производят, и в изобилии.