Шестой Океан

— Подожди! — я поднял ладони, — подожди секунду! Не так быстро!

— У нас где-то полчаса времени до того, как ты потеряешь сознание, — заметил робот.

— У меня вопросы есть!

— Так задавай, пока время есть. Постараюсь ответить.

— Кто убил Ми? И нападение этого… Пожирателя — это совпадение? Или так и было задумано?

— Ми убили те, кто очень хотел заполучить тебя, — ответил пилот, — ну или хотя бы убить, если захватить не получится. Они же открыли дорогу Пожирателю. Всё-таки этот мир — одна из крупных столиц. Нападение Пожирателя — один из реальных способов скрыть всю операцию. Потому что если бы их поймали за руку — последствия были бы очень плачевными.

— Кто они?

— Мне не удалось идентифицировать нападавших, — мне показалось, что в голосе робота скользнула досада, — это хорошие профессионалы.

— Почему у Ми не было защиты? — спросил я, — мне известно, что есть определённые… технологии, которые…

— Вроде твоего браслета? — робот указал на моё запястье, — в столичном мире эта технология законодательно заблокирована.

— Но мне говорили, что его невозможно блокировать! Что нужна колоссальная энергия и расстояние от планеты!

— Кто говорил?

Вместо ответа я промолчал.

— Стой! А здесь? Здесь она тоже заблокирована? — меня вдруг осенило.

— Здесь? Нет, — пилот показал головой, — но вернуться в прошлое, чтобы предотвратить нападение и убийство Ми у тебя всё равно не получится. Цепь событий будет заблокирована. Ты сможешь вернуться только к моменту нашего старта с планеты. Поэтому, если вдруг задумывался о самоубийстве — то это не выход.

— Почему вообще я должен тебе верить? — я прищурился, — мне за последние сутки столько раз дули в уши!

— Потому что ты ещё жив, — резонно ответил робот, — и даже в себе. Кроме того, если ты вдруг захочешь попробовать свести с жизнью счёты, боюсь, что не смогу тебе этого позволить. Моя программа этого не допустит.

В кабине становилось все холоднее. Мне уже было дискомфортно. И мысли как будто замедлялись, как бывает при кислородном голодании.

— Перед гибелью Ми говорила, что с Земли экспортируется что-то крайне важное… что это? — спросил я, с трудом шевеля вдруг отяжелевшим языком.

— Ваши кулинары, — ответил робот, — единственное, что экспортирует ваш мир. То, что позволяет вам независимо развиваться и вообще оставаться на плаву в окружении настоящих акул Сети, — он повернулся ко мне и усмехнулся, — извини за образность. Ми активировала режим, чтобы я мог максимально достоверно изображать из себя человека. Она хотела, чтобы в экстренной ситуации ты мог бы проникнуться ко мне симпатией.

Я успел удивиться. И даже уточнить вопрос:

— Нет, что-то ещё… кроме кулинарии. Что ещё экспортирует Земля?..

Робот помолчал секунду, глядя перед собой. Потом всё-таки ответил:

— Мне об этом ничего неизвестно. Думаю, криосистема уже работает. Твой мозг погружается в сон.

— …и куда мы летим?.. — с трудом выдавил я.

— В ближайший мир, чтобы войти в Сеть, — ответил робот, — а оттуда на Землю, конечно. Только там ты можешь быть в безопасности.

После слова «безопасность» мне на какое-то мгновение стало тепло и хорошо. И я вырубился.

Про умение держать удар

Мне ещё никогда в жизни не было так плохо. Казалось, что я умираю от холода. Похожие ощущения бывают, если сбивать сильный жар холодным обтиранием. Только теперь их словно умножили на сто. И одновременно мне было очень жарко. Кожа точно сплошной солнечный ожог, к ней невозможно прикоснуться. Поэтому я старался не двигаться, чтобы случайно что-нибудь не задеть.

К счастью, силы тяжести на борту не было. Я не знал, выключил ли её робот намеренно или же просто так совпало — но беззвучно молился, чтобы она не вернулась. Беззвучно, потому что разговаривать я не мог. Мало того, что челюсти намертво свело, так ещё и дыхание было выровнять невозможно. Каждый судорожный вдох причинял боль.

— Живой. Надо же, — мой спаситель (или мучитель? Я уже ни в чём не был уверен) впервые обратился ко мне с того момента, как я начал приходить в себя, — я невероятно везучий автоматический охранник.

Мне хотелось сказать хоть что-нибудь; какое-нибудь едкое замечание, но челюсти и губы по-прежнему было невозможно разжать.

— Потерпи немного. Это не продлится долго. Первые пятнадцать минут самые тяжёлые, — сказал он.

Я мысленно зацепился за эти цифры. Заставил себя поверить, что пытка не будет вечной. И тут же сильно пожалел, что под рукой нет часов. Впрочем, как только я подумал об этом, перед глазами сразу же зажглось красное световое табло с обратным счётом. «Таймер установлен согласно прямому указанию, — послышалось в голове, — однако необходимо отметить, что среднее время исчезновения наиболее тяжёлых симптомов криокомы для вашего биологического вида прогнозируется в районе двадцати двух минут. Пятнадцать минут — это слишком оптимистическая оценка».

Справочник-переводчик. Я о нём почти забыл! Странно, но несмотря на то, что его замечание грозило продлить время пытки, мне всё равно стало психологически легче. О том, что это мерзкое состояние не должно продлиться долго я теперь знал из двух источников.