Шестой остров

Примите от мистера Капоте, а также от нашего имени поздравления с тем, что Вы проявили столь высокую оперативность. Желаем Вам всяческих успехов — и счастливого пути мистеру Стивенсону!»

1939

План был очень простой.

В флаконы с шампунем мы налили на две трети перекиси водорода и бросили немного мыльного порошка. Обесцвечение волос было гарантировано. А в зеленоватую маслянистую жидкость от перхоти «Яшма», которой надо было смазывать себорейные волосы после мытья и держать так полчаса — мы добавили хорошую дозу анилиновой краски того же цвета.

Жульничество было не больно хитрое, но затем дело приняло серьезный оборот и привело к последствиям, которых я не предвидел. Скандал поднялся невероятный.

В качестве первой меры для спасения своей репутации у клиентов дон Лисинио выплатил порядочную сумму в возмещение нанесенного ущерба троим пострадавшим (в тот же день явилась еще одна дама с зелеными волосами). Затем он уничтожил все фальсифицированные им флаконы с шампунем «Бе-реника» и с «Яшмой» и заявил протест каталонцу» Он предположил, что флаконы, послужившие причиной скандала, действительно были доставлены из лаборатории Риполла, где, возможно, кто-то из сотрудников занимался саботажем и портил продукцию. Чтобы соблюсти приличия и не вызвать подозрений,

«Сере Ребак» — компания, занимающаяся торговлей по пересылке.

что именно он подделывал продукцию Риполла, дон Лисинио продолжал закупать у него небольшие партии шампуня и жидкости против перхоти; единственное объяснение происшедшего состояло, по его мнению, в том, что какие-то флаконы, доставленные из лаборатории и хранившиеся у него в кладовой в особых ящиках, оказались по недосмотру моему или Альфонсо среди тех, которые изготовлял он сам.

20 декабря, через два дня после скандала с клиентами, дон Лисинио позвал меня в свой кабинет и вручил мне полностью шестьдесят песо моих сбережений. При этом он долго распространялся о своем добром сердце. В конце-то концов история с весами — это же чистая случайность, а по сути я хороший мальчуган. Он только просит меня быть умницей и никогда ни с кем не болтать о том, что я видел в его аптеке. Этот негодяй покупал мое молчание! Он боялся, что я разглашу его грязные тайны.

Когда шестьдесят песо очутились в моей руке, я решил, что этого довольно,— мне хотелось, чтобы на этом дело и кончилось. Я полагал, что эта сумма плюс то, что он истратил на пострадавших клиентов, для скряги кара вполне достаточная.

Но дело этим не ограничилось.

Каталонец тоже был не промах и поднял изрядный шум. Однажды даже явился в аптеку со своей тростью и, когда дон Лисинио вышел навстречу, так дал ему тростью по шее, что тот убежал и заперся на ключ в своем кабинете. Там, за дверью, он кричал: «Зовите полицию!» Каталонец, осыпав его ругательствами, ушел, грозясь снова прийти и влепить ему пулю в лоб.

Заполучив шестьдесят песо, которые я уже считал пропащими, я поспешил к Карлитосу, чтобы отдать их ему. Он с трудом поверил, что дон Лисинио вернул мне их полностью да еще раньше назначенного срока. Радуясь успеху моей выдумки, Карлитос не мог мною нахвалиться. «Да ты настоящий мудрец, малыш! — восклицал он.— Продувной парень! А галисиец-то думал, что ты дурачок, ангелочек этакий. Ха, ха, ха!»

Я ему сказал, что с этого дня больше не пойду работать в аптеке, и попросил помочь мне найти другое место. «Вот и отлично! Ты правильно поступаешь, парень. Хватит тебе вкалывать на этого занудного скупердяя». Он предложил прийти к нему завтра, чтобы сходить вместе в типографию к одному его

приятелю,— может, там удастся раздобыть для меня местечко ученика наборщика или что другое.

Так я познакомился с Грануччи.

Грануччи было за пятьдесят. Это был высокий, статный мужчина, с волнистыми седыми волосами. Говорил он очень быстро, хриплым голосом и часточасто моргал, будто глаза у него больные. То был типичный представитель «старой гвардии» — заядлый шутник, верный друг и отчасти поэт. Он был намного старше Карлитоса, но когда-то служил в той же фирме, где работали Карлитос и дон Лисинио. Карлитос, как обычно, с шуточками и крепкими словечками, рассказал ему, ничего не утаив, как мы удружили галисийцу. Грануччи эта история доставила огромное удовольствие. Он то и дело заливался хохотом. Затем Карлитос, рассыпаясь в похвалах моему доброму сердцу, рассказал о шестидесяти песо и о том, что я хочу сделать подарок дядюшке Лучо. Он также сказал Грануччи, что любит меня как родного сына и не позволит мне больше работать у галисийца. Пусть Грануччи возьмет меня к себе в типографию.

— Ну, Карлитос, ишь чего ты захотел! — прервал его Грануччи, состроив испуганную мину.— Ты хочешь, чтобы я взял этого желторотого Макиавелли в типографию, а потом он, того и гляди, обозлится на меня и разделается со мною, как со своим галисийцем?

Они от души посмеялись и порешили, что с понедельника я начну работать учеником наборщика в типографии.