Шестой прыжок с кульбитом

— Да, только перед этим Антон Михалыч толкнул меня в лужу. По ноге ударил больно, гад такой. Теперь синяк неделю желтеть будет! Садист противный.

— Лёля, это важно, конечно, — мягко заметил Уваров. — Но ты не отвлекайся, ладно? Попробуй сухо, как для протокола.

— Хорошо, — она встряхнула влажными растрепанными волосами. — Я упала, смотрю: в руках Антона Михалыча откуда-то взялся автомат. Толстый такой, незнакомой модели. Когда из дому выходили, вещей не брали, это точно… Он присел на колено, и выпустил три очереди с отсечкой по три патрона. Быстро, одну за другой. Из черного автомобиля марки «Геледваген» ответили длинной очередью, практически одновременно.

— Ишь ты, шустрые какие ковбои, — пробормотал Уваров. — Прямо вестерн на диком Западе. И что, не было никаких переговоров? Никто не подходил с вопросами и угрозами?

— Да они даже из машины не вышли, козлы! Я же говорю, сразу палить начали. У меня над головой пули так и просвистели! Буквально по волосам чиркнули. А в Антона Михалыча несколько раз попало, я это слышала. Он захрипел и упал лицом в лужу, — блондинка всхлипнула и гулко глотнула из бокала.

— Так-так, — Уваров отхлебнул из чашки. — Значит, в воздухе свистели пули и пулеметы. Хм…

Мысль закончить не удалось, в кармане у него загудел телефон. Отвернувшись, Николай Сергеич отошел к окну. Послушал, изредка вставляя краткие междометия. Завершив разговор, остро взглянул на девушку:

— Звонили из больницы. У Бережного касательное ранение мякоти бедра, кость не задета. Зашили. Ну и ушиб грудной клетки. Сломано два ребра, тут бронежилет выручил. Наложили плотную повязку. Так что все в порядке, больной спит.

Блондинка шумно выдохнула, а потом перекрестилась. Уваров добавил:

— Думаю, через пару дней будет бегать быстрее прежнего.

— Так быстро? — поразилась она. — Я имела в виду, после ранения долго лежат.

— Плохо ты Михалыча знаешь, — усмехнулся Уваров. — Его палкой не убьешь, даже если захочешь.

— А когда можно навестить?

Категорическим тоном Николай Сергеич отрезал:

— Не надо этого, Лёля. Подумаешь, царапина на ноге. Самое лучшее в твоем положении — это поспешить в аэропорт. На Мальдивах глупых вопросов никто не задаст. Разве что спросят, какое блюдо ты желаешь к ужину. Ладно, вернемся к нашим баранам. Больше никто не стрелял?

Глаза у Лёли затуманились, но она собралась:

— В нас больше не стреляли. Но невдалеке хлопали пистолетные выстрелы. Скорее всего, стреляли двое. Потом с улицы забежал мужчина с пистолетом в руке. У меня сердце в пятки ушло!

— Чего так?

— Я подумала: а вдруг он намеревается ограбить меня и лишить девичьей чести, угрожая оружием?

— Так ты еще девица? — поразился Николай Сергеич. — Хм…

— Не надо понимать так буквально, — уклончиво ответила Лёля. — Это фигура речи.

— А можешь обойтись без фигур?

— Конечно. Буду говорить как бы под протокол. В общем, испугалась я, что он меня изнасилует. А у меня с собой, как назло, ни пистолета, ни газового баллончика. И Антон Михалыч лежит трупом.

— Успокойся, — буркнул Уваров. — Насильники в луже не работают. Они тащат жертву куда-нибудь в укромное местечко. Как он выглядел?

— Среднего роста, в серой куртке и бейсболке. Обычное худощавое лицо, ничего особенного. Лет тридцати. Он нагнулся, развернул Антона Михалыча. Потом потряс и попросил очнуться. Так и сказал: «Михалыч, очнись».

— И что?

— Антон Михалыч очнулся. Закашлял. Сказал «Мальчик, домой» и еще что-то буркнул сквозь кашель, вроде «валите отсюда, ребята». Потом он схватил меня, и мы почему-то оказались в спальне, на кровати. В грязной одежде и обуви, представляете?

— Да уж, — согласился Уваров. — А как вы там оказались?

— Не помню, — прошептала она. — Временное помутнение разума нашло. Вообще непонятно, как по лестнице на третий этаж поднялась. Черная пелена перед глазами мелькнула, а потом раз! — и лежу на кровати. И грязная вода с меня течет, прямо на шелковое покрывало. Антон Михалыч рядом лежит, такой же мокрый. Хрипит.

— Так-так.

— И тут на пороге спальни появилась Анюта. Это бывшая Антона Михалыча.

— Я знаю, — кивнул Николай Сергеич.

— Она с ходу начала орать на Антона Михалыча. Такие фразы вульгарные, вроде «что же это такое», и «сколько можно, когда уже это кончится». Еще сказала «свинья грязь везде найдет». Нет, в чем-то она права, ведь мы всю постель изгваздали. Но зачем грубить? Потом она заявила мне очередную гадость.

— Что именно?

— Повторить?

— Если помнишь.

— Ну, слова-то я запомнила: «Иди в душ, кошелка в ботах. Только здесь разденься, чтобы грязь по квартире не носить. И сиди тихо, носа не высовывай. За тобой придут». Эта рыжая змея как в воду глядела, вы пришли.

— Он пришел, я уже здесь, — Уваров хмыкнул, и захрустел печеньем. — Что еще сказала?

— Обидное прошипела, будто я волчица старая и мерзкая притом. Это кто волчица, еще разобраться надо! Я не успела слова вставить, как эта рыжая коза нагнулась, чтобы схватить Антона Михалыча. И они оба исчезли! Видимо, грязь мне в глаза попала. Когда протерла, их уже след простыл. Здоровая кобыла, господи прости.

— Так-так. Это все?