Шестой прыжок с кульбитом

— А что утверждает со сцены комсомолка Ксения Люлька? «Одиночество сволочь». Нет, одиночество, конечно, сволочь. И где-то даже сука. Но зачем так откровенно? Могла бы сказать что-нибудь о коллективизме.

— В смысле, о колхозе? — предположил Антон, обращаясь ко мне.

— А почему нет? — мысленно я пожал плечами. — Хотя так можно договориться до группового секса.

Антон прыснул, прикрывшись рукой, но товарищ Косач не слышал нашего диалога.

— Идем дальше. «Остановите Вите, Вите надо выйти». Это намек на что, Бережной? Нет, так не пойдет. Музыка должна звать вперед, к новым свершениям! — он остро взглянул на Антона и пошел дальше: — Теперь о песнях на иностранном языке. Мне тут перевели, что пела Анна Швец со сцены. Вот: «Не знаю никого, кроме тебя, кто может взволновать меня. Я всего лишь хочу танцевать с тобой».

— Обычный танцевальный номер, — не врубился Антон. — А что не так? Аня хорошо это исполняет.

— Да, хорошая девочка, и текст нейтральный вроде бы. Но припев! «Ку ка чу». Вы знаете, как это переводится?

Антон знал, но промолчал. Ибо нечего. Хочешь казаться умным — лучше промолчи. И правильно сделал, потому что парторгу удалось докопаться до сути.

— Преподаватели английского языка помогли мне разобраться. Выражение «ку ка чу» используют хиппи. На их жаргоне оно означает «всё классно, не о чём беспокоиться». Но это культурный перевод. А буквально «ку ка чу» надо понимать как «всё пофиг». Им на все наплевать, понимаешь? Это полный нигилизм, Бережной. Нет, нам такие песни не нужны. Нам вообще такое настроение чуждо!

Парторг попил воды из граненого графина, а затем неожиданно сменил тему:

— Старшие товарищи нам подсказывают, — он снова закатил глаза к потолку, — чтобы наше партбюро проявляло больше интереса к молодежи. К тому, какова политическая зрелость студентов.

— Хм… — отозвался парень. Незрело хмыкнул, лишь бы показать интерес к разговору.

— Бережной, вы будете представлять советскую молодежь в Германии! Это большая честь и великая ответственность. И мы настоятельно советуем создать в оркестре комсомольскую ячейку. После каникул соберем комитет комсомола, и выберем комсорга коллектива. Есть решение рекомендовать тебя. Справишься?

— Ну, если выберут… — промямлил офигевший парень.

Неожиданное решение. Да уж, партийное руководство не обвинишь в отсутствии фантазии.

— Кроме концертов, будут записи на радио и телевидении Германии, — значительно сообщил товарищ Косач. — А вы заявляете со сцены «Ду хаст». Какой ду хаст, друг мой? Не о злости надо петь, а о дружбе между народами.

— Но это же антивоенная песня, — возразил Антон.

Вышло не очень убедительно.

— Здесь играем, здесь не играем, здесь рыбу заворачивали, — пробормотал я.

— Бережной, вы же будущие музыкальные педагоги! — проникновенно произнес парторг. — Партия ориентирует наших студентов на серьезную, сложную музыку, проверенную временем. Поэтому программа оркестра должна быть серьезной. И решение наше такое: будете исполнять классическую музыку и русские народные песни. Всё.

Антон посчитал, что аудиенция закончена, начал поднимать. Но парторг вдруг припечатал:

— Брюки.

— Что?

— Никаких брюк на сцене! В смысле, на девушках.

— Яков Моисеич, это не брюки! — горячо возразил парень. — Это слаксы.

— Да хоть джинсы! Безобразие надо снять, и заменить юбкой! Нормальной юбкой, до колен. И последнее. В связи с тем, что Козловская не сможет поехать в Германию по состоянию здоровья, принято решение назначить вам нового руководителя.

Антон замер, потому что парторг взял эффектную паузу. Так делает Якубович в программе «Поле чудес», перед тем как закричать: «Приз в студию! Автомобиль!».

Парторг врезал не хуже:

— Руководителем коллектива «Надежда» назначили меня.

Мы с Антоном одновременно сели на пятую точку.

* * *

В Малый зал Антон тащился, будто шахтер после смены. И палочкой стучал как старичок. Я тоже молчал, слов не было. Хвостатые студенты продолжали мельтешить перед глазами. Но если прежде нас мало волновали их проблемы, то теперь мы вообще не замечали окружающих.

— Все-таки бога нет, — неожиданно сказал Антон. — Или он спит.

— С чего решил?

— А за что мне такое наказание? Еще жить не начал, а уже весь израненный, живого места нет. И грудь вся синяя. У воров в законе там купола, а у меня один большой купол!

— Да когда это было? — попытался я уйти от ответственности. — Быльем поросло. И синяк почти не видно.

Антон горько продолжил:

— А дырка в ноге? Я этих каникул ждал, не знаю как. На лыжах хотел покататься вволю, коньки наточил. В сарае раскопал санки и снасти для зимней рыбалки. Вера мне шапку новую связала. Ага, как же! Вместо этого — снова костыли.

Крыть мне было нечем. Антон добавил:

— И теперь вот это… Или бог думает, мне это надо?

— Свезло, так свезло, — пробормотал я, переводя стрелки в другую плоскость. — Руководитель, блин, оркестра.

Антон согласился:

— Так-то парень неплохой, только ссытся и глухой.

Он вытащил из кармана методичку, чтобы углубиться в чтение. Заинтересовали его не проблемы научного атеизма, а последняя страница, с выходными данными. Вся полезная информация там нашлась.