Открыв дверь квартиры сохранившимся у него ключом, Жак удивился: в квартире не только отсутствовала пыль, но еще и повсюду была разбросана женская одежда. Еще больше его поразило наличие в шкафу мужских рубашек и костюма. О присутствии мужчины говорили и другие вещи.
– Что будем делать, папа? – вернул его в реальность Икар.
– Ставьте чемоданы и устраивайтесь. Я покажу вам комнаты.
На самом деле Жак был обеспокоен. Пепельница в гостиной была полна окурков. Постель в комнате его матери разобрана и смята.
– Жак, все в порядке? – спросила Шамбайя.
На кухне Жак обнаружил остатки еды. Ему вспомнилась ночь, когда он застал мать, с которой случился приступ сомнамбулизма, за приготовлением сэндвичей из DVD-дисков. Он уже не сомневался, совсем недавно она была здесь.
И тут Жака осенило. Он вернулся назад в гостиную, где было приоткрыто окно, и увидел маму, идущую по крыше. Совершенно голую. С вилкой в руке.
– Нееееет!
Он вспомнил о том, что лунатика нельзя будить. Но его мать на крыше подвергалась реальной опасности.
Подошла Шамбайя. Икар, не теряя времени, приступил к фотосъемке.
– Это моя бабушка там, на крыше? – спросил он бодрым голосом.
– Что делать? – запаниковал Жак.
– На острове у нее тоже случались приступы. Я думала, ты в курсе.
– Она на высоте двадцати метров от земли! Что делать, Шамбайя? Помоги мне!
– У тебя нет выбора, ты должен туда пойти. На крышу.
Было около четырех часов утра. Жак сделал несколько глубоких вздохов, вылез в окно и начал продвигаться к своей матери. Он старался не смотреть вниз, борясь с головокружением. Окна соседних домов были темны, так что единственными свидетелями происходящего были птицы и кошки.
Вдруг он понял, почему его мать с такой настойчивостью стремилась открыть шестую стадию сна.
Каролина приближалась к краю, но Жак, к счастью, шел быстрее матери.
На секунду им овладело сомнение.
Ему не за что было схватиться, и он пожалел, что не слишком дружил со спортом все эти годы. Оставалось сделать еще несколько шагов. Он заметил, что мама крепко сжимает вилку в руке.
Расстояние между ними постепенно сокращалось. Жак оглянулся и увидел, что Икар по-прежнему снимает происходящее на камеру.
Он был скован страхом, и этот страх был похлеще ночных кошмаров.
Сланцевая кровля тускло поблескивала в лунном свете, и достаточно было одной плохо закрепленной плитки, чтобы его мать рухнула вниз.
Аккуратно ступая, Жак не торопился нагнать мать. Он не знал, что делать. Если мама не остановится, то она дойдет до края крыши и сорвется вниз. А если он окликнет ее, она может вздрогнуть и потерять равновесие.
Вдруг одна из плиток оторвалась, нога соскользнула, и Жак Кляйн покатился по наклонной крыше.
Не упал он только потому, что рефлекторно ухватился за водосточную трубу, и теперь его ноги болтались в воздухе. Он попытался подтянуться, чтобы залезть обратно на крышу, но железо со скрежетом гнулось под тяжестью его веса.
Он зажмурился.
Он прокусил язык до крови и открыл глаза.
Ничего не изменилось.
Его ноги все так же болтались, руки налились болью, водосточная труба продолжала кривиться, а его мать, совершенно голая, приближалась к краю крыши, размахивая вилкой.
– Мама! – вырвалось у Жака.
Каролина Кляйн замерла. Ее зрачки сузились, она часто-часто заморгала, обернулась на голос, позвавший ее, и увидела сына, цеплявшегося за согнутую водосточную трубу. В эту минуту она осознала, что полностью обнажена и держит вилку в правой руке. Ее лицо исказилось, и она, потеряв равновесие, стала медленно скользить вниз, не имея возможности за что-либо зацепиться.
Казалось, этот кошмар никогда не кончится. В приступе ярости Жак сумел взобраться на крышу и в последний момент перед падением ухватить мать за запястье:
– Мама!
– Жак!
– Мама, я спасу тебя!
Он попытался затащить ее наверх, но она была слишком тяжелой, кроме того, вспотевшая ладонь не могла крепко удерживать ее руку.
– Мама!