Шестой

— Вы с ним единственные, кто мог сделать подобный выстрел? Это напоминало скорее казнь, как-то так.

Шестой качает головой.

— Невозможно.

— Почему? Ты настолько ужасен, что никто не может победить тебя, да?

— Меня послали зачистить все следы его раскрытия и уничтожить все улики. Как только я увидел, кто это, и понял, как он умер... Это послание.

— И о чем тебе сообщила дырка в его черепушке? — мне хочется закатить глаза: наружу вырвалось чуть больше сарказма, чем я собиралась проявить на самом деле.

Но Шестой еще сильнее уходит в себя, пока смотрит в щель между шторами.

— Время вышло.

Мои брови удивленно взлетают вверх.

— Имеешь в виду, что твое время вышло? Ты следующий, кто очутится на столе в морге? Так ты это понял?

Шестой не отвечает. Видимо я достигла уровня, когда он не готов больше делиться информацией.

По интонации его голоса я понимаю одну вещь — в этой комнате я не единственная, кто опасается получить пулю в лоб.

Глава 9

Статистика:

10 — дней я заложница киллера

9 — дней в захудалом мотеле

7 — раз я вывела из себя своего похитителя

5 — раз он наставлял на меня пистолет

12 — раз его член тем или иным образом оказывался во мне

7 — число оргазмов (этот мудак не дал мне кончить остальные 5 раз)

2 — попытки побега (закончились на третий день)

11 — раз его руки сжимались на моей шее (получено 4 оргазма, похоже, мне нравятся эти игры с асфиксией)

19 — столько раз я ела фастфуд. Всегда вкусный, но, боюсь, пора прекратить с этим на какое-то время.

24 — ассортимент оружия, который мне удалось у него увидеть

1 — чистая пара нижнего белья

428 — столько раз я злилась сама на себя, за то, что меня влечет к этому психу

— Держи, — говорит Шестой, входя в номер после очередной своей отлучки, и бросает мне какой-то конверт.

Последние восемь дней Шестой каждый день уходил на несколько часов. Обычно он возвращался с какой-нибудь едой. Понятия не имею, куда он уходил и чем занимался, но я пристрастилась к этому странному распорядку дня.

Когда я просыпаюсь утром, он уже не спит и занимается какими-то там своими делами на компьютере. На завтрак я получаю батончик гранолы и бутылку воды, а затем он уходит (прим. Гранола — традиционный для США снэк, а также блюдо для завтрака из него, содержащий плющеную овсяную крупу, орехи и мёд, иногда рис, которые обычно запечены до хрустящего состояния).

А я остаюсь одна и скучаю. Обычно я принимаю душ, хотя делать это мне не совсем удобно, и пытаюсь чем-нибудь занять себя — что стало довольно сложно к пятому дню.

Именно в тот день он вернулся и принес три книжки. Мне было глубоко плевать, что это за книги. Это был стимул.

Разговоры стали чопорными: его отказ отвечать на мои вопросы или принимать в нем участие выводят меня из себя. Уровень сарказма достиг отметки максимум, но продолжает втягивать меня в неприятности.

Единственное, что помогает мне чувствовать себя живой, единственное, чего я жажду, — секс. Он уничтожает барьеры, ослабляет напряжение и обеспечивает столь необходимое нам обоим освобождение.

Секс меняет динамику наших отношений. Его ужасное поведение сменяется с запугиваний на угрозы. Я понимаю, что в душе он — убийца, но атмосфера несколько расслабилась.

С каждым днем ситуация становится все ближе и ближе к нормальной, а значит, он может взять меня с собой. Даже новости, транслирующие повсюду мою фотографию, сошли на нет. Фактически, в последние пару дней мы ничего не слышали о взрыве.

Сегодняшний день отличается от всех прочих — мы уезжаем. Наконец-то покидаем дыру, которая стала для нас неким странным подобием дома.

Я не спрашиваю, что в пакете, просто сразу же вскрываю его, поддев край пакета пальцем. У меня выработалось странное доверие к моему киллеру. Возможно, потому, что я знаю, что когда он решит убить меня, то просто пустит пулю в лоб, а не будет изобретать нечто иное.

Я хмурюсь, когда из пакета выпадают: водительские права, паспорт, различные кредитки и карты покупателя и небольшая пачка денег. Фотография на правах и паспорте та, которую он сделал сегодня рано утром.

Он осветлил волосы себе и мне до очень светлого оттенка пару дней тому назад, снова изменив нашу внешность, но для фотографии заставил меня надеть линзы карего цвета.

Но еще необычнее мне кажется имя этой чужой женщины на фотографии.

— Лейси?

— Твое новое имя.

Я снова хмурюсь.

— Почему Лейси?

Шестой вытаскивает бумажник и начинает менять старые документы на похожие новые.

— Это что-то наподобие дарвалдая или омофона от Пейсли (Прим. Дарвалдай — ослышка, переосмысление неверно разобранных со слуха слов. Омофоны — слова, которые звучат одинаково, но пишутся по-разному и имеют разное значение).

— Что прости? — клянусь, он изобретает слова. Они вообще хоть английские?