Шестьсот шестьдесят шестое правительство (СИ)

Была, кстати, глухая ночь, над тихой Барвихой, сгибая деревья и шумя листвой, гуляли вихри, сверкали молнии, и вот-вот на иссушенную землю должен был хлынуть освежающий ливень.

— Я вот что скажу, дорогой Петр Аркадьевич, — говорил Президент, одетый по-домашнему, то есть черт те как. — В неспокойное время мы живем. Коммунисты, понимаешь, настраивают массы, крутят мозги. Голубь в своем Красноярске что-то затевает, того и гляди Сибирь поднимет на дыбы. Губернаторы какие-то не те стали, якают больно, депутаты вконец озверели, особенно этот, Абрамов. Чую, рвутся к власти, ох рвутся. Ох, чую. Нам это надо? Что же мы, Петр Аркадьевич, в своём государстве порядок-то не можем наладить? Может, правительство никудышнее? Так давайте заменим правительство. Не впервой.

— Тем более, что реформы не идут, — осторожно намекнул Максимчик, боясь спугнуть удачу.

В отличие от Президента, он был одет по-деловому, то есть был в черном костюме при галстуке. Всему своё время. Вот придет срок стать президентом, можно будет в неофициальной обстановке поносить и удобное, нигде не трущее тряпьё.

— Во-во, реформы, — подхватил Президент. — А почему не идут? А потому что коммуняги вставляют палки в колеса. Нельзя, мол, народ забижать. Да кто ж его, народ-то, забижает? Мы, что ли, которые о нём ежечасно? И еженощно. Печемся, понимаешь. Надо решительно, твердо и невзирая проводить реформы. А стало быть, нужно что? Крепкое, дружное, молодое правительство. Правительство единомышленников. Но чтоб все новые, еще не осрамившиеся. Как думаешь, Петр Аркадьевич?

— Думаю, хуже не будет, — ответил Максимчик, ликуя в душе.

Вот он, долгожданный момент. Вот та возможность, может быть единственная возможность, о которой предупреждал Покровитель (читай — Гыга). Упускать её никак нельзя, ведь таковое правительство, также опекаемое Покровителем, уже существует.

— Дозволите лично сформировать, государь? — спросил Максимчик елейно.

— Дозволяю, — изрек Президент величественно, потом, вспомнив о демократии, добавил: — Только ты это, про государя-то, на людях не ляпни. А то ведь у нас сразу как? Культ. Узурпация власти.

— Слушаюсь, — сказал Максимчик.

Глава 4. Гыга

Кирилл промыл Веньке рану, залепил пластырем. По-хорошему-то лучше было бы зашить, но Венька не захотел высвечиваться. В травмопункте обязательно будут выспрашивать, что да как, не хотелось врать. Поберечься денька два-три, не работать в спарринге в полную силу — оно само и затянется.

Родителям он ничего не сказал, да и не до Веньки им было — днем из Пензы приехали старинные друзья, привезли пару бутылок «Золотого петушка», и теперь все сидели за столом, пили этот «Петушок». Пензенских друзей было двое — Диана и Коля, плюс к этому прибыли еще общие друзья, ранее пензенцы, теперь москвичи Лена и Юра, плюс к этому приволокся чуткий на застолья Гендос, плюс к этому прикатила из своего Бибирево мамина подруга Женя, плюс к этому заглянул на огонек друг семьи Александр Прокопьевич — здоровенный полковник ВДВ в отставке. Не надо забывать и о родных детках, Кириллу с Венькой также был поставлен набор тарелок и орудий труда в виде вилок и ножей.

Естественно, такая компания в кухне уместиться не могла, стол накрыли в гостиной. Кроме «Петушка» пензяки привезли еще десять кило свинины, и Людмила Ильинична приготовила котел плова. Котел этот в свое время подарил Рапохиным друг семьи Самат Елдынбаев. Прочие гости также прибыли не с пустыми руками. Одинокая Женя прихватила кучу соленостей, Лена и Юра — водку и каталку полукопченой колбасы, Александр Прокопьевич — водку и жареную индейку, ибо любил покушать, но не на халяву, а вот Гендос по обычаю явился порожний к тому же голодный, как бродячий пес.

В начале главы было сказано, что все сидели и пили «Золотой петушок». Ничего подобного. «Петушок» выдули за пять минут, потом быстренько покончили с водкой, и тогда в ход пошел прозрачнейший, крепчайший, горящий синим пламенем (если зажечь) самогон. Самогона в доме хватало. Гнали его по нескольким причинам: во-первых, недорог, во-вторых, ходовой товар в бартерных операциях, в-третьих, мало ли что, и, в-четвертых, традиция. Традиция, в смысле широкое застолье, в советские времена практиковалась весьма часто, ибо гость в Москву пёр косяком. Иной раз за столом сидели по двадцать душ, ради экономии места боком, Елдынбаев рядом с Казимирчиком между Зайцевым и Полуященко. Сейчас гостей было несравненно меньше, не то время, но порой нет-нет, да и выныривал кто-нибудь из своей глубинки.

Столица теперь была наводнена иным народом, южным, однако это уже тема для другого разговора, хотя вот ведь что интересно — своего брата, русского, из приезжих, местная милиция не жаловала и без веских оправданий вытуривала из белокаменной в три шеи. Вескими оправданиями служили командировка, а также прямой и обратный билеты, других оправданий не было. Порой движение это, по вытуриванию, замирало, порой вспыхивало с новой силой. Сейчас, к счастью, было затишье.