Вургры тоже не были отвлечённым понятием, этакой страшноватой быличкой. Они существовали во плоти. Один из них уже с неделю бродил вокруг дворца, ускользая от ночных дозоров, устроенных юруйагами. И в напоминание о себе и словно бы в издёвку над усердием доблестного Элмайенруда оставлял то в задней арке, то в сточной канаве обескровленные тела жертв. Элмайенруд и вправду старался, он даже похудел и почернел лицом, но остальные братцы-юруйаги явно не разделяли его рвения, нагло фиговничали и не упускали случая специально нагнать жути. Допрошенные очевидцы клятвенно утверждали, что вургр был ростом со сторожевую башню, о двух головах и четырёх руках, и что не будет ему успокоения, пока не насытится он из яремной вены Солнцеликого.
Император дрейфил. Он не верил, что я сумею защитить его своим мечом. Юруйагам же он не верил никогда.
— Пусть юйрзеогр прикажет… — сказал я угрюмо.
— Ты не можешь оставить меня одного в этом змеюшнике! — всхлипнул Луолруйгюнр. — Меня зарежут, как козу. И ты, не исполнивший обета, вечно будешь пить кипящую смолу в Земле Теней…
«Ага, сейчас!.. Водку я там буду пить, с пивом, вот что. И уж поверьте, это будет почище, чем кипящая смола».
— Тогда пусть юйрзеогр уснёт до утра… — Я не сдержался и зевнул. — Днём вургр ему не страшен. А ночью вургру страшен я.
— … а кости твои будут размолоты на алмазных жерновах… Что ты сказал? Это верно… Вургры боятся ниллганов. Ниллганов боятся все, но почему вургры? И вы, и они — бездушны. И вы, и они обречены служить своим хозяевам. Всё же непонятно, клянусь чревом Мбиргга. Запах, что ли, у вас другой или кровь неживая?..
Вопрос был философский, и я, за неимением фактов, ответить на него пока не мог. Ниллганов боятся все, а я должен был никого не бояться. Стыдно признать, но я, от роду человек храбрости невеликой, и впрямь не боялся здесь никого и ничего. Отвращение, бывало, испытывал, порой непреодолимое. Но чтобы поджилки дрогнули — такого не случалось.
Змиулан, моё злокозненное альтер-эго, был тому причиной, больше некому…
— Послушай, Змиулан, — император опрокинулся на просторное ложе и завернулся в тонкое златотканое покрывало. — До того, как умереть, ты был великим воином, как и все ниллганы. Так, как сражались в твоём мире, никто и никогда не сражался. О таком можно лишь мечтать… Расскажи мне о своих войнах. Я люблю…
«Эх, знать бы тебе, кем я был! Уж ты бы навсегда забыл и про сон, и про аппетит, и про баб, и проклял бы тот день, когда доверил такому раздолбаю себя охранять! Что же тебе здесь наплели мои предшественники?..»
— Я не стану делать этого. Услышав о моих войнах, юйрзеогр навсегда утратит сон. Это будет пострашнее всех вургров империи, вместе взятых.
— Ничего. Меня уже не мучат кошмары от рассказов о жидком огне, который ничем не погасить, или железной гальке, выдирающей у человека внутренности.
«Вояка, — подумал я. — Ни черта-то ты не знаешь. Про Чернобыль, к примеру. Когда свои гробят своих, не врагов даже, а просто мирных жителей в округе, сотнями и тыщами, безо всякой там войны. Да что там, ты ведь паршивенького взрыва учебной гранаты ни разу не видал, вот что смешно! А посади тебя возле телевизора воскресным утречком, когда гонят военно-патриотическую туфту типа «Служу Советскому Союзу», и чистенькие танки в цветном дыму идут строем на аккуратненькие окопы под одобрительное урчание пузатых генералов… а крутани тебе какую-нибудь самодовольную, и оттого относительно безобидную залипуху вроде «Освобождения»[47], где те же танки вымазаны бутафорской копотью, те же окопы прихотливо разухаблены и очень злые немцы с одинаково перекошенными рожами и трусливыми воплями «Гитлер капут!» драпают от очень добрых русских богатырей, чьи лики тоже перекошены… в пароксизме патриотизма… а вместо паскудных воплей — боевой клич «За Родину! За Сталина!»… при всём том, что от отца я знаю: про Сталина кричали только политруки, трюхавшие позади всех, а те, кто был впереди, крыли таким чёрным матом, что самолёты падали с небес, танки спотыкались и пятились, а снаряды разрывались в воздухе, при всём том, что правда о наших войнах ужаснее всех вымыслов, настолько ужаснее, что ни один режиссёр её ещё не отснял, ни один писатель не описал…»
— Видит Юнри, ты не любишь воевать, — сказал император презрительно.
— Это правда.
— Как же ты собираешься охранять меня?
— Я постараюсь делать это не убивая.
— Ты хочешь излечить бегемота от запора, — хмыкнул Луолруйгюнр, — и не замараться в дерьме.
— Хочу, — подтвердил я мрачно.
Глава двенадцатая
«О том, что было в самом начале.
Никто не знает, откуда пришёл Мбиргг или Паук Бездны — Вауу-Гзоннг. Но он пришёл из Прежнего Мира. Никто не знает, что за мир был прежде и как случилось, что он уступил место нашему миру. Но Прежний Мир сгинул, а Мбиргг уцелел.