— Ратмир, — говорю я, конфузливо моргая. — Если я спрошу тебя об одной вещи, прямо, в лоб, ты сможешь обойтись без всей этой вашей… фантоматики?
— А я тебе никогда не лгу, — пожимает он борцовскими плечами, и очи его светятся наивной бесхитростностью.
— Ну-ну, — ухмыляюсь я. — Помнишь байку про Наполеона и Талейрана[45]? Я-де никогда не смогу вас обмануть, ваше императорское величество, кроме тех случаев, когда захочу это сделать…
— А ты не создавай безвыходных положений… Так что вас волнует, мсье Наполеон?
— Мне кажется, мсье Талейран, всё, что вы со мной вытворяете, сильно смахивает на модификацию личности.
— Конечно, смахивает. Для чего же ему не смахивать, когда это и есть натуральная модификация личности по Дельгадо-Либерману-Кулешову?.. И что же?
— А то, что меня интересует, кого вы хотите вернуть моей жене и сыну. Меня, историка Сорохтина, или «торпеду» с его паспортными данными?
— Разумеется, тебя. А что такое «торпеда»?
— Гангстер-телохранитель. Американский сленг…
— А-а… Сейчас у них это называется «bratan».
— Вот как? Забавно, отчего бы… Ну посуди сам. Сейчас в меня до рефлекторного уровня вколачивается простейшее правило поведения: видишь морду — дай в морду. Разумеется, и в нашем любопытном времени оно способно сослужить добрую службу, но… это уже не моё.
— Так ведь на то ты и человек, Славик, чтобы различать, где морда, а где лик!
— Видишь ли, Ратмир, я живу в эпоху, когда морд вокруг гораздо больше. Очевидно, ты и понятия не имеешь о ситуациях, когда самый благородный лик внезапно и против воли его носителя преображается в свиное рыло.
— Конечно, не имею. Да и возможно ли такое? — изумляется он.
— Вполне. Каждым утром я еду на работу в трамвае. А поскольку этот трамвай единственный, которым из моего спального микрорайона все те тысячи работяг, что здесь ночуют, могут выбраться до начала смены, то после пяти минут стояния друг у друга на ногах и головах салон обращается в зверинец… Вечером эти же самые тысячи пытаются купить на свои кровные талоны опять-таки единственную на целый гастроном палку колбасы. Как ты понимаешь, одухотворённости это ничьему лицу не прибавит. И я боюсь, что после ваших штучек с гипнокамерой не смогу вписаться в родную социалистическую реальность.
— Допустим, рефлекс на морду никто тебе ни в какой гипнокамере не прививает. Да и реальность, в которую тебе предстоит вписаться по завершении подготовки, будет называться иначе.
— Это ты о моей миссии в Опайлзигг?
— Ну… в том числе.
— А как я могу быть уверен, что вы не подсунете мне какую-нибудь особенно садистскую дискету?
— Тебе мало моего честного слова?! — заводится наконец Ратмир.
Он возмущён моим недоверием. Он машет на меня ручищами и орёт — доброй половины слов я попросту не понимаю. Скоро мне надоедает его слушать, и я делаю поползновение смыться.
— Погоди, — говорит он уже спокойнее. — Ты что же, думаешь, будто ты у нас первый такой? Вот, смотри!
Он выдирает из кармана тонкую металлическую пластинку пульта — местный эквивалент волшебной палочки, при помощи которого можно в буквальном смысле творить чудеса. На чистой белой стене распахивается сиреневый экран. И это вам, братцы, не телевизор «Фотон», начинённый самыми большими полупроводниками в мире, с его кинескопом, срубленным без единого гвоздя, это вам чудо ясности и цветопередачи… По нему с бешеной скоростью несутся столбцы букв и цифр. Изо всех сил напрягаюсь, но ничего не успеваю разобрать. Мельтешение внезапно обрывается, и вместо него на экран начинают выскакивать цветные, объёмные стоп-кадры.
— Резидент Маугли, тридцати лет от роду, автослесарь. Мастер спорта по вольной борьбе. Честно отработал свои полтора года в числе первых императорских телохранителей, пока по неосторожности не напоролся на ловушку с отравленным копьём. Он и сейчас автослесарь в одном из московских кооперативов. Будь у тебя машина и живи ты в столице — наверняка бы встретились. Самое полезное, что он вынес из своего приключения — так это полную неуязвимость для рэкетиров. Недалёкий парнишка, что говорить… Резидент Ассегай, лейтенант Советской Армии. До сих пор гоняет новобранцев по плацу в одном из военных училищ, только сейчас, по моим сведениям, уже капитан. Через восемь месяцев беспорочной придворной службы лично отбил атаку дикарей на Эйолияме, уберёг императора, а сам пал смертью храбрых. Если тебя беспокоит ещё и генетика, так упомянутый Ассегай спустя два года после возвращения женился, получил квартиру и обзавёлся двумя пацанятами. Вот это он, это его жена, а это его «Нива»… Резидент Дракон, председатель поселкового совета, кандидат в народные депутаты, тридцать три года. Этот, со своими амбициями и нашей школой, двинет далеко… Ещё мало? Все эти люди сделали своё дело, вернулись и спокойно, без проблем живут, работают. И ни один из них не расстался с накопленным багажом!
— Ратмир, — говорю примирительно. — Я тоже хочу такой пульт.
— Дулю тебе! — рявкает он по инерции.
Несколько минут мы молчим. Взгляды наши блуждают по комнате, не пересекаясь.