- И хотим! Только не забывай, что дебют просрали еще товарищи пламенные революционеры. Распугали интеллигенцию, выморили крестьян, сгноили в нищете рабочих, дамочек из Смольного перетрахали, все вокруг спалили - "до основанья, а затем" - легли под людоеда и параноика! Сами, стройными рядами и колоннами, с пеньем ушли в лагеря! А вы, коммунары в третьем поколении, завалили и миттельшпиль, ни к чему не имея способностей, кроме пустопорожней болтовни о гражданских свободах да возведения все новых и новых идолов!
- Да я то при чем?!
- А ты - ни при чем! Ты, как всегда, в стороне, диссидент из сортира! Хотя тебе слаще сознавать себя над схваткой, эдаким олимпийским божком, разве не так?
- Не нравлюсь? Вот сам и вали в свою империю, лижи императорскую жопу...
- Да с удовольствием! Думаешь, приятно каждый раз выслушивать эти ваши истерики, ваши _ш_в_е_й_ц_е_р_о_з_н_ы_е_ а_л_е_с_т_ы?! Стал бы я о вас мараться, кабы можно было самому!
- Отчего ж нельзя?
- А вот нельзя! - вопит он во всю глотку, наливая выпученные глазки дурной кровью. - Нельзя, и все тут! Темпоральное отторжение, мать его в душу. Келоид... Прошлое выплевывает нас из того региона, как обезьяна ореховую скорлупу. Не принимает нас. Закон подлости в чистом виде - нам туда нужно позарез, а пространство-время не пускает.
- Почему - подлости? Скорее - справедливости. Вы там круто нагадили, да еще захотели на собственном говне урожай снять. Но не вышло.
- Не вышло. Не вышло, Славик. А с вами - выходит. Ваше поколение самое близкое к нам из тех, которые зигганская эпоха к себе допускает. Вот мы и дергаем вас к себе, тратимся на вас. Если нужно, я перед тобой сам на колени стану, всю лабораторию, весь центр сюда пригоню...
- И ради ваших поганых экспериментов я должен охранять императора... кого-то рубить, давить голыми руками... лезть по уши в кровь и грязь? Это же люди, а не пешки! Захотел - расставил, захотел - смел... порубил... С людьми _т_а_к_ нельзя!
- Да не люди это, Славик. Тени, фантомы. Пять тысяч лет как их не существует. Да и не существовало никогда. Исторический анекдот. Шагающие чучела динозавров в паноптикуме для развлечения зевак...
- Ну вот что, юморист. В такие шахматы я не играю. Подыщи себе другого гроссмейстера.
Разговор, кажется, окончен. Я опрокидываюсь на кровать, отворачиваюсь, закрываю глаза. Он может уходить. Пусть передаст по инстанциям: Сорохтин не согласен. Такие потомки мне неинтересны. Если это мое будущее - я не желаю его строить. И раньше всемерно избегал, теперь и Ваське закажу. Гнусная, тянущая жилы мысль опрометью проносится в мозгу: а ведь Васька-то еще, наверное, жив! И где-то в это мире живут мои внуки...
- Ты отказываешься? - спрашивает он мою спину. - Именно.
- И что прикажешь нам с тобой делать?
- А что у вас принято делать в таких случаях? - фыркаю я в подушку. Закатать в асфальт. Растворить в чане с кислотой. Скормить красным муравьям. Я же слишком много знаю. И если спросят, могу не смолчать.
- Ну, знаешь ты не так много. И потом, лишнее знание можно попросту стереть. Есть такая безболезненная, но очень эффективная процедура ментокоррекция.
- Прекрасно. Расстанемся друзьями. Верните меня... откуда вы меня дернули?.. из архива? Вот в архив и верните. Вместе с моими сумками.
- Вернуть, говоришь? - в голосе Ратмира маячит тень глубокой скорби. - Можно и вернуть. Только...
- Ну, что еще?
- Не хотел тебе говорить. Помнишь, ты давеча проходил медицинское обследование? Да, ты практически здоров и по тем временам неплохо сохранился для своих лет. Прекрасное сердце, чистые легкие, непорушенная алкоголем печень. Зубы мы тебе починили.
- Не забудь упомянуть исправно функционирующий половой аппарат...
- Остается одна неприятность. То есть, пока вроде бы все нормально. Однако медик предупредил меня, что в тканях твоего организма обнаружены раковые клетки. Обычное дело для конца двадцатого века. Они покуда дремлют. Но наступит день, и они проснутся. Этот день близок, Славик. Оч-чень близок. И ты умрешь. Скоро и страшно.
Я продолжаю лежать. Пауза просто невыносима. Ненавижу этот мир. Эту тишину. Эту квартиру с абсолютной звукоизоляцией. Хочу домой, в свой "курятник", в котором никогда не остаешься до конца один - за одной стенкой матерится Вилли Токарев и слоны справляют свадьбу, за другой в это же время ракетный обстрел ливанской столицы экстремистами, наверху кого-то бьют и режут, стекла ходят ходуном от любого паршивого грузовика, а особенно весело бывает ночью, когда по гулкой пустынной улице внезапно протрюхает запозднившийся трамвай.
- Снова ребенок в коридоре? - разжимаю я спекшиеся губы.
- Какой ребенок? - он прикидывается недоумевающим. - Впрочем, неважно. Можешь воспринимать меня как последнего шантажиста, но я должен предупредить. Нам нетрудно вылечить тебя навсегда. И ты умрешь от иной причины. Но если ты настаиваешь на своем возвращении, мы не сможем тебе помочь. Говоря откровенно, и не станем. Мы не самые большие альтруисты в истории человечества.
- Сволочи, - говорю я с отчаянием. - С-с-суки. Мафия.