Шествие динозавров

Шаги замирают. Невидимый путник молчит. Наверное, рассматривает меня. Должно быть, со зрением у него полный порядок. В отличие от меня.

— Помогите мне выйти отсюда.

Бормотание возникает где-то совсем рядом. Надо признать, оно производит жутковатое впечатление, и я вынужден все время напоминать себе, что мне некого опасаться здесь. Пусть это и другое время, пусть я ни шиша не понимаю в том, что творится вокруг, но я на своей земле, можно сказать — дома, и вообще ничто не угрожает моему благополучию ни в одном из миров, я телохранитель-профессионал, я силен, ловок и натаскан…

Он уже рядом. Я с трудом различаю в темнотище плоский, бесформенный силуэт. Его пальцы бережно касаются моего запястья, почему-то нервно отдергиваются и в конце концов цепляют меня за рукав куртки. Все так же бормоча невнятицу, он тянет меня за собой, и я тупо, как скот на заклание, подчиняюсь.

— Я заблудился. Ни зги не вижу. Мне нужно попасть на платформу магнара. Извините, что я беспокою вас…

Приглушенное хмыканье. Мои оправдания забавляют его.

Изо всех сил пучу глаза, но вижу только слабое колыхание теней различной плотности. Медузу трудно обнаружить в мутной воде…

Вдалеке потихоньку занимается неживое свечение искусственных солнышек над платформой.

— Спасибо. Теперь я сам найду. Вы меня выручили.

Рукав свободен. Я с неизъяснимым наслаждением слежу за мельканием разноцветных вагонов только что отчалившего магнара. Плевать, они ходят каждые пять минут и круглосуточно. Слава Богу, это нелепое приключение подошло к финалу… Я оборачиваюсь, чтобы договорить переполняющие меня слова благодарности.

Мой спутник поспешно отступает назад, в ночь. Но я успеваю разглядеть его.

Закутанный с ног до головы в плащ из грубой ткани, не то из бортовки, не то вообще из брезента. Наружу торчат лишь длинные тощие руки со скрюченными, будто сведенными судорогой, пальцами. Лицо белое и плоское, как блин. Нет, не лицо — маска. Не может человеческое лицо иметь один глаз, выглядывающий из слившихся глазниц, и треугольный безгубый рот с торчащими в уголках волчьими клыками.

Я прикован к месту. Моя выучка пошла прахом. Это чудовище беспрепятственно могло подойти и заесть меня своей пастью. Если бы только хотело.

Но оно не хочет. — Кто… кто ты?

Пасть расползается в жуткой улыбке. Единственное око взирает на меня с сочувствием.

— Живу я тут… — бормочет он, с трудом производя звуки изуродованной гортанью. — Прощай… прощай…

Я уже ничего не хочу. Не нужно мне ничего выяснять, разбираться, рвать на груди рубаху. Я сдаюсь. Хочу туда, где хоть что-то понятно. К свету, к людям. В свою каморку, в «Саратов-12».

Но я не могу отодрать ног от земли, пока он не растворяется в темноте без следа…

27

Но была, была интрига.

Я стою на обычном своем посту за левым плечом императора. Рядом, рукой подать, щерит акульи зубы волосатый колдун Дзеолл-Гуадз. Солнцеликому скучно. Он балуется кинжалом, бритвенно-острым, каких еще не делают нигде в мире и не скоро еще научатся. Подбрасывает в воздух лоскуток, отрезанный от собственной хламиды, и рубит его влет. Мне эти игры не нравятся. Знаем мы эти игры с холодным оружием. Игрывали… в одна тыща пятьсот девяносто первом, в городе Угличе. Поэтому все мое внимание привлечено к мелькающему в воздухе синеватому лезвию. А монотонный гундеж всяких там гадателей и гонцов со всех сторон света пропускаю мимо ушей.

Сгорбившись в три погибели, пыльный, разящий козлом, прокаленный дочерна воин приближается к босым ступням императора. В руках его мешок, выпачканный чем-то вроде засохшего сургуча. Из мешка на пол почтительно вываливается его содержимое. Похожее на средних размеров капустный кочан и такое же раздерганное. Козлиный запах сменяется трупным смрадом.

— Солнцеликий может унять свой гнев, — бормочет воин, не подымая глаз.

Император оставляет опасное занятие. Пепельный лик его выражает крайнее удовлетворение.

— Как это случилось? — спрашивает он.

— Боги отвернулись от твоего брата… Злодей проник в его дворец ночью, не замеченный стражей… А может быть — демон, не оставляющий следов…

— Демон, — согласно кивает Дзеолл-Гуадз. — Смертный не отважился бы на такое святотатство.

— Я удручен гибелью моего брата Одуйн-Донгре, — говорит Луолруйгюнр. — Объявите об этом. Но народ Юга не осиротеет. Наш отец был прозорлив и оставил после себя достаточно детей. Пусть мой брат Яолруйоллг снимет черные латы и возложит на свои плечи бремя призрения над Олмэрдзабал.

Злосчастный Одуйн-Донгре!. Ему нечем уже улыбаться в ответ на высочайшие попреки. Вместо рта — безгубый зловонный провал, вместо глаз — тухлые вмятины. Прощай, дерзкий ослушник. Эта страница имперской летописи перевернута.

Из «Повести о доме Тайра»: «…По всей стране гремело его грозное имя, и все же, в одночасье в дым обратившись, рассеялся он в небесах над столицей. Лишь кости не долгое время еще оставались, но вскоре прибрежный песок, играя, засыпал их, и кости, смешавшись с землею, рассыпались прахом».

— Боги раздосадованы, — внезапно возвышает голос верховный жрец. — Они оставили своей милостью не только Одуйн-Донгре.