— Кирие элейсон! Господи, помилуй! — неслось со всех сторон.
Православные и католики в едином порыве повторяли этот призыв. Господь не должен оставить великий город, его благость простерта над ним.
Шествия с иконами шли вдоль стен, останавливаясь в тех местах, которые могли стать уязвимыми для врага. И освящали их в надежде на святое заступление. Дым кадильниц возносился к небу. Возносились к небу и слова молитв, и пение псалмов.
В соборе Святой Софии служили литургию. Кардинал Леонард, непримиримый враг православия, объединился с православными епископами в общем молении о небесном заступлении. Огромное пространство собора было заполнено до отказа. Огоньки свечей отражались в золоченых ликах святых на мозаиках. Казалось, Христос и все небесное воинство благословляют молящихся на подвиг во имя торжества истинной веры.
Император Константин присоединился к молящимся. По окончании литургии он с военачальниками и знатными горожанами направился во дворец. Он произнес перед ними проникновенную речь.
— Я готов умереть, защищая великий город, оплот христианства на Востоке, — провозгласил он. — И все, от мала до велика, должны не щадить себя во имя торжества правой веры. Поклянитесь же вместе со мной.
— Клянемся! — был стоустый ответ.
Глава двадцать третья
Камнепад
К коликому разврату нравов женских и всей стыдливости — пример ея множества имения любовников, един другому часто наследующих, а равно почетных и корыстями снабженных, обнародывая через сие причину их щастия, подал другим женщинам. Видя храм, сему пороку сооруженный в сердце Императрицы, едва ли за порок себе щитают ей подражать; но паче мню почитает каждая себе в добродетель, что еще столько любовников не переменила.
Друг мой сердешной, князь Григорий Александрович. Третьего дни окончили мы свое 6000-верстное путешествие, приехав на сию станцию (в Царское Село) в совершенном здоровье, а с того часу упражняемся в рассказах о прелестном положении мест, вам вверенных губерний и областей, о трудах, успехах, радении, усердии, попечении и порядке, вами устроенном повсюду. И так, друг мой, разговоры наши почти непрестанные замыкают в себя либо прямо, либо сбоку твое имя либо твою работу.
Мы здесь чванимся ездою и Тавридою, и тамошнего генерал-губернатора распоряжениями, кои добры без конца и во всех частях. Тебя и службу твою, исходящую из чистого сердца и усердия, весьма, весьма люблю, и сам ты безценной. Сие я говорю и думаю ежедневно… Ей-Богу, ты молодец редкой, всем проповедую.
Матушка-государыня! Я получил Ваше милостивое послание из Твери. Сколь мне чувствительны оного изъяснения, то Богу известно. Ты мне паче родной матери, ибо попечение твое о благосостоянии моем есть движение, по избранию учиненное. Тут не слепой жребий. Сколько я тебе должен, сколь много ты сделала мне отличностей; как далеко ты простерла свои милости на принадлежащих мне, но всего больше, что никогда злоба и зависть не могли мне причинить у тебя зла и все коварства не могли иметь успеха. Вот что редко на свете: непоколебимость такой степени тебе одной предоставлена. Здешний край не забудет твоего счастия. Он тебя зрит присно у себя, ибо почитает себя твоею вотчиною и крепко надеется на твою милость… Прости, моя благотворительница и мать; дай Боже мне возможность доказать всему свету, сколько я тебе обязан, будучи по смерть вернейший раб…
Милостивое письмо Вашей Светлости… получил и повеления Вашей Светлости усердно выполнять потщусь. Больные мне наибольшая забота. Несказанная милость, что изволили уволить от работ, и караулы уменьшу.
…Между Збурьевска и Кинбурна у Александровского редута приставали вооруженные турки на лодке из камышей и побранились с казаками. Генерал-майор Рек их ласково отпустил. Очаковский Паша обещал Розену, при сем отправленному, которого принял ласково и потчевал, впредь своих посылать с билетами (пропусками), как и за солью, ежели случитца. Очаковское крепостное строение продолжается, работников мало, Розен подробнее донесет Вашей Светлости…
Громкий стук в ворота заставил всех насторожиться. После короткой паузы он повторился с еще большей требовательностью. Кто-то барабанил кулаками, а затем чем-то металлическим.