Шевалье

Единственное, что Аннунсиата не могла изменить – отношение Матта к детям. В сущности они были сиротами. Матт не признавал их существования, разъяряясь, если о них говорили в его присутствии, и приказывал, чтобы их ни за что не пускали в комнату, где он сидел, или в ту часть сада, где он находился. Их никогда не приводили, как других детей, ему для благословения, в церкви они сидели как можно дальше от хозяина, а если они издавали хоть малейший шум, он приходил в ярость.

Характер Матта, как заметила Аннунсиата, сильно испортился из-за трагедии. Раньше, как она помнила, он был любезным, легким в общении человеком, невинным, как ребенок. Ныне он стал угрюмым, замкнутым и жестоким, подозревая каждого, обижающимся на добро. Он никогда не смеялся и не играл, ни с кем не общался, проводя свободные часы в одиночестве, читая или совершая прогулки верхом среди вересковых пустошей. Даже начав выходить из своего затворничества и возвращаясь к обычным занятиям, он все делал с молчаливой мрачностью, избегая любого человеческого общения. Его лошадь и собака Ойстер оставались его единственными друзьями, и еще одно исключение он сделал для Аннунсиаты. Матт относился к ней с уважением и слушал ее, позволив ей быть связующим звеном между ним и остальным миром. Но даже она вынуждена была соблюдать определенную дистанцию, и если графиня осмеливалась касаться запрещенных тем, Матт отворачивался, а потом уходил из комнаты. По ее мнению, он так долго оставался ребенком, что неожиданное взросление испортило его. Но несмотря на это, ее любовь к нему росла, и хотя Аннунсиата никогда не отличалась терпением, она прилагала большие усилия, чтобы вернуть его к нормальной жизни, и верила, что со временем ей это удастся.

* * *

Летом 1713 года Карелли поехал в Венецию, чтобы погостить во дворце Франческини. Утрехтский мир временно оставил его без службы. Его беспокойная натура гнала его с места на место, и он сам не знал точно, чего он хочет от самого себя. Во дворце Диана приняла его с прохладным достоинством, что скрывало ее неподдельную радость от встречи с ним. Морис уехал в Неаполь, где Скарлатти снова стал Маэстро ди Капелла. Там он совместно со своим тестем работал над некоторыми музыкальными произведениями.

– Он не общается со мной, даже когда он здесь, – жаловалась Диана Карелли. – С тех пор, как умерла его жена, он становится все больше и больше неприветлив.

– Морис неприветливый? – с удивлением переспросил Карелли. – С тобой?

Диана вскинула голову.

– Вопрос в степени неприветливости, милорд. Когда он не разговаривает, не играет, не поет и даже не замечает, что человек надел новое платье, я называю это неприветливостью. А на мой день рождения он опоздал на обед и появился в костюме, который я уже видела на нем раньше по крайней мере три раза.

– О, злодей! – патетически воскликнул Карелли. Диана нахмурилась.

– Вы смеетесь надо мной, сэр?

– Мадам, уверяю вас, что обожание – это единственное чувство, на которое я способен в вашем присутствии.

Он произнес это наполовину шутя, но как ни странно, его слова были правдой. Маленькая девочка, командовавшая им, выросла в молодую женщину восемнадцати лет, высокую, светлокудрую, поражающую горделивой красотой, одну из наиболее желанных красавиц Венеции, к тому же, вдобавок к ее красоте, певицу. Она пользовалась большим успехом, и ее постоянно приглашали на разные торжества, часто просили выступить на званых обедах, совместно со знаменитым скрипачом рыжеволосым Вивальди. Вивальди, который был еще и композитором, под большим впечатлением от ее пения написал недавно кантату для сопрано и клавесина специально для нее. Она исполнила ее во время приема, устроенного одним аристократом по поводу пострижения его дочери в монахини.

Карелли привык выражать свое обожание, когда она была еще ребенком. Незаметно игра стала реальностью.

– Ну, милорд, что вы привезли мне на этот раз? – продолжила Диана в соответствии с установившимися правилами.

Подарки Карелли давно стали частью ритуала его визитов, при этом предметом гордости для него было каждый раз превзойти себя.

– Ваш подарок в моем дорожном сундуке, миледи, – ответил Карелли. – Я пошлю за ним Сэма.

Он хотел было подняться и направиться к двери, чтобы позвать слугу, но Диана остановила его, подняв руку.

– Не надо, Джулия сходит.