Шевалье де Мезон-Руж

— В таком случае, позволь мне любить, сходить с ума как мне угодно, а может, даже стать преступником, поскольку, если мы еще с ней встретимся, я чувствую, что убью ее.

— Или упадешь перед ней на колени. Ах, Морис! Морис, влюбленный в аристократку, — никогда бы не поверил! Ты ведешь себя как бедный Ослен с маркизой де Шарни.

— Прекрати, Лорен, умоляю тебя!

— Я вылечу тебя, Морис, черт меня побери. Я не хочу, чтобы ты выиграл в лотерею святой гильотины, как говорит бакалейщик с улицы Менял. Берегись, Морис, ты выведешь меня из терпения, сделаешь из меня кровопийцу. Морис, я чувствую необходимость поджечь остров Сен-Луи. Дайте мне факел, дайте горящую головню!

Нет, право, я напрасно плачу,
Что нету факела пожарче у меня:
В тебе самом, Морис, достаточно огня,
Чтоб душу сжечь твою и город весь в придачу.

Морис невольно улыбнулся:

— Ты забываешь, мы условились говорить только прозой.

— Но ведь и ты своим безумством доводишь меня до отчаяния, — сказал Лорен, — но ведь и… Морис, давай запьем, станем пьяницами или будем выступать на собраниях с предложениями, начнем изучать политическую экономию. Но, ради Юпитера, не будем влюбляться. Давай любить только Свободу.

— Или Разум.

— Ах да, богиня передает тебе наилучшие пожелания и находит, что ты очаровательный смертный.

— И ты не ревнуешь?

— Морис, чтобы спасти друга, я чувствую себя способным на любые жертвы.

— Спасибо, мой бедный Лорен, я ценю твою преданность. Но самый лучший способ утешить меня, видишь ли, это дать мне возможность упиться своей печалью. Прощай, Лорен; сходи к Артемизе.

— А ты куда пойдешь?

— Вернусь к себе.

И Морис сделал несколько шагов в сторону моста.

— Разве ты теперь живешь в районе Старой улицы Сен-Жак?

— Нет, но мне хочется пройти через этот район.

— Чтобы еще раз посмотреть на то место, где жила твоя бесчеловечная?

— Чтобы посмотреть, не вернулась ли она туда, где — она это знает — я жду ее. О Женевьева, Женевьева! Я никогда не думал, что ты способна на такое предательство!

— Морис, один тиран, который слыл прекрасным знатоком прекрасного пола — он умер оттого, что сильно любил, — говорил:

Ах, женщина свой век изменчивостью мерит;
Безумен тот, кто ей поверит![11]

Морис вздохнул, и друзья направились к Старой улице Сен-Жак.

По мере того как они приближались к ней, все отчетливее слышался сильный шум; друзья видели растущее зарево, слышали патриотические песни, которые днем, под солнцем, в боевой обстановке, казались героическими гимнами, но ночью, при свете пожара, приняли мрачный оттенок опьянения каннибалов.

— О, Боже мой! Боже мой! — произнес Морис, забывая о том, что Бог упразднен.

Он продолжал идти; его лоб покрылся потом.

Лорен посмотрел на идущего Мориса и прошептал сквозь зубы:

Когда любовь захватит нас,
Тогда прощай благоразумье![12]

Казалось, весь Париж отправился к театру описанных нами событий. Морис должен был пройти сквозь строй гренадеров и ряды представителей различных секций, потом сквозь тесные толпы той всегда яростной, всегда возбужденной черни, что в ту эпоху, вопя, носилась от зрелища к зрелищу.

Приближаясь к цели, Морис, который шел в страшном нетерпении, все больше ускорял шаг. Лорен едва успевал за ним, но он слишком любил друга, чтобы оставить его одного в такой момент.

Почти все было кончено: огонь из сарая, куда один из гвардейцев швырнул горящий факел, перекинулся на деревянные мастерские, построенные с большими просветами для циркуляции воздуха; горел готовый товар; начал гореть и сам дом.

— О! Боже мой! — воскликнул Морис. — А если она вернулась и ждала меня в какой-нибудь из комнат, окруженная пламенем, ждала меня, звала меня…

И, полуобезумевший от горя, Морис, предпочитая скорее верить в безрассудство той, кого он любил, чем в ее предательство, очертя голову бросился в дверь павильона, еле видневшуюся среди клубов дыма.

Лорен по-прежнему шел за ним; он пошел бы за ним и в ад.

Крыша пылала; огонь начинал охватывать лестницу.

Морис, задыхаясь, прошел по второму этажу, по гостиной, по комнатам Женевьевы, шевалье де Мезон-Ружа, по коридорам. Прерывающимся голосом он звал:

— Женевьева! Женевьева!

Но никто не отзывался.

Вернувшись в первую комнату, друзья увидели, что пламя уже охватывает дверь. Не слушая криков Лорена, который указывал ему на окно, Морис прошел сквозь пламя.

Потом через двор, заваленный разбитой мебелью, он побежал в дом, проник в столовую, прошел через гостиную Диксмера, кабинет химика Морана. Везде было полно дыма, каких-то обломков, битого стекла. Огонь уже достиг этой части дома и стал ее пожирать.

Так же как и в павильоне, Морис обошел всё; он не пропустил ни одной комнаты, ни одного коридора. Он даже спустился в подвалы: вдруг Женевьева, спасаясь от пожара, укрылась там.

Никого!