Отдав команды по перестановке гренадеров и стрелков, после того, как по новому расставили пушки, Морис опять взял Женевьеву под руку и направился к посту, которым командовал Лорэн. Моран следовал за ними.
— А вот и Морис, черт возьми! — воскликнул Лорэн. — Да еще с такой хорошенькой женщиной! Ты что, хитрец, готовишься соперничать с моей богиней Разума? И, если это так, то бедная Артемиза!
— Гражданин аджюдан! — крикнул капитан.
— Так точно! Внимание! — закричал Лорэн. — В шеренгу! Здравствуй, Морис. Ускоренным шагом марш!
Раздалась барабанная дробь, караульные направились по своим постам и, когда развод был закончен, прибежал Лорэн.
Последовал обмен приветствиями и пожеланиями.
Морис представил Лорэна Женевьеве и Морану.
Затем начались объяснения.
— Да, понимаю, — сказал Лорэн, — ты хочешь, чтобы гражданин и гражданка вошли в башню. Это легко. Сейчас я расставлю часовых и предупрежу их, чтобы пропустили тебя и твоих спутников.
Через десять минут Женевьева и Моран вошли вслед за тремя гвардейцами в башню и стали за витражами.
Красная гвоздика
Королева только что поднялась. Два или три последних дня ей нездоровилось, и она оставалась в постели дольше обычного. Только услышав от мадам Елизаветы, что погода прекрасна, и светит солнце, она сделала усилие и попросила разрешения прогуляться по площадке, чтобы дочь подышала воздухом. Это было разрешено ей без особых трудностей.
И было еще нечто, что влекло ее на прогулку. Однажды с высоты площадки башни она увидела в саду дофина. Но после первого жеста, которым обменялись сын и мать, вмешался Симон и увел ребенка.
Но главное было то, что она увидела его. Конечно, маленький узник был бледен и очень изменился. Он был одет, как ребенок из
народа — в куртку и грубые штаны. Но ему все же оставили его прекрасные белокурые волосы, вьющиеся божественным ореолом.
Если бы она могла увидеть его хотя бы еще раз, каким бы праздником это было для материнского сердца!
Но была и другая причина.
— Сестра, — сказала ей мадам Елизавета, — в коридоре, в углу, мы нашли пучок соломы. Это означает, что мы должны быть внимательны, друг находится поблизости,
— Да, это так, — сказала королева, глядя на золовку и дочь, пытаясь воспрянуть духом и не отчаиваться.
Выполнив все служебные предписания, Морис вновь стал хозяином Тампля. Ему выпал жребий дежурить днем, а Мерсево и Агриколе — ночью.
Предыдущая смена убыла, оставив протокол дежурства в Совете Тампля.
— Что, гражданин, — сказала жена Тизона, обращаясь к Морису, — вы привели желающих посмотреть на наших голубиц? Только меня приговорили к разлуке с моей бедной Софи.
— Это мои друзья, — ответил Морис. — Они никогда не видели жену Капета.
— Они прекрасно смогут увидеть ее из-за витража.
— Конечно, — согласился Морис.
— Только при этом, — сказала Женевьева, — у нас будет вид тех любопытных жестоких людей, которые подходят к решетке, чтобы насладиться муками находящегося по другую сторону узника.
— Ну не поведете же вы их на площадку башни, где сегодня жена Капета будет прогуливаться с золовкой и дочерью. Ей-то они оставили дочь, тогда как меня, а я ни в чем не виновата, лишили моей дочери. Ох уж эти аристократы! Для них всегда есть какие-то привилегии.
— Но ее лишили сына, — ответил тот.
— Если бы у меня был сын, — прошептала тюремщица, — я, может быть, меньше сожалела о дочери.
Во время этого разговора, Женевьева и Моран несколько раз переглянулсь.
— Друг мой, — сказала молодая женщина Морису, — если бы вы сумели как-то устроить меня на пути, по которому королева пойдет на прогулку… Мне кажется, смотреть из-за витража — унизительно, как для них, так и для нас.
— Добрая Женевьева, — сказал Морис, — вы и здесь такая чуткая?
— Черт возьми, гражданка, — воскликнул один из коллег Мориса, который в соседней комнате завтракал хлебом с сосисками, — если бы ты была узницей, а вдова Капета захотела тебя увидеть, эта мерзавка так бы с тобой не церемонилась.
Женевьева бросила на Морана молниеносный взгляд, чтобы увидеть его реакцию на эти ругательства в адрес королевы. И
действительно, Моран вздрогнул, его глаза полыхнули странным фосфоресцирующим светом, а кулаки на мгновение сжались. Но все это было столь мимолетно, что никто ничего не заметил.
— Как зовут того гвардейца? — спросила она у Мориса.
— Это гражданин Мерсево, — ответил молодой человек.
Потом, чтобы объяснить его грубость, добавил:
— Он — камнетес.
Мерсево услышал слова Мориса и глянул в его сторону.
— Давай, давай, — сказала ему жена Тизона, — заканчивай есть, мне нужно убирать.
— Если бы Австриячка могла убить меня 10 августа, она это наверняка бы сделала, — сказал Мерсево, — а в тот день, когда она сыграет в ящик, я буду в первых рядах смотреть на это.
Моран смертельно побледнел.
— Пойдемте, гражданин Морис, — сказала Женевьева, — пойдемте туда, куда вы обещали меня отвести. Здесь мне кажется, что я сама узница, я задыхаюсь.
И Морис повел Морана и Женевьеву мимо часовых, которые, предупрежденные Лорэном, пропускали их беспрепятственно.