Шевалье де Пардальян. Книги 1-9

Он пустил коня рысью и, нагнав карету Мари Туше, поехал вместе с ней в Париж. Карл IX остался наедине с кормилицей.

— Как хорошо было бы пожить еще! — прошептал король. — Пожить в свое удовольствие, как простой человек, в тиши полей: пить и есть, не думая о ядах; не высматривать в темноте кинжал предателя. Вот они, королевские мечты… Жить, просто жить! Господи, дай мне немного покоя, пожалей меня!

И слезы скатились по исхудавшему лицу короля.

— Матушка не зайдет ко мне? — спросил Карл.

В это утро Екатерина действительно не зашла в королевские покои. Видимо, с приездом в Венсенн того самого всадника, которого заметил на дороге д'Антрег, королева-мать была слишком занята.

— Помоги мне лень, кормилица! — попросил измученный Карл.

Старуха уложила короля на огромную кровать, заботливо подоткнула одеяло, и обессиленный Карл закрыл глаза.

— Ему лучше, — подумала кормилица и вышла из комнаты. Когда Карл IX понял, что около него никого нет, он открыл глаза.

— Один! — прошептал он. — Совсем один! Вокруг тишина! Все меня бросили, ни придворных, ни охраны! Они знают, что я умираю…

Так оно и было: король остался в полном одиночестве. Тишина вокруг его покоев была безмолвием заброшенности. Только старая кормилица время от времени заглядывала в комнату.

Однако, когда Карл прислушивался, ему казалось, что он различает какие-то непривычные шумы в замке. Похоже, кто-то ходил торопливыми шагами, оживленно и радостно разговаривал… Это был шум толпы, толпы придворных, которые спешат собраться вокруг короля… Кого же приветствовали как королевское величество, в то время как он, французский монарх, лежал здесь один, лицом к лицу со смертью?..

Прошли часы. Даже кормилица не заходила больше: может, ее услали куда-нибудь, чтобы она не сообщила королю, что же происходит в его замке.

К вечеру Карл захотел подняться и позвонил в гонг. Но никто не пришел. Тогда король попытался встать сам, без чужой помощи, но не смог и без сил рухнул на постель. Он с ужасом почувствовал, что остатки сил покидают его.

Так он лежал, измученный, в холодном поту, охваченный жутким страхом. Он хотел крикнуть, но смог издать лишь едва слышный хрип.

— Боже! Боже! — простонал Карл. — Умираю!..

Вдруг он резко приподнялся и застучал зубами… На него надвигался страшный припадок… Сумерки проникли в комнату. Карл сидел на кровати и правой рукой все отгонял от себя подступавшие призраки, а левой лихорадочно тянул на себя одеяло, словно пытаясь спрятаться.

— Кровь! — кричал он. — Зачем столько крови! Пощады! Кто, кто просит о пощаде?! Кто вы? Это ты, Колиньи? И ты, Клермон, что тебе надо? И ты здесь, Ла Рошфуко? И ты, Кавень? И Ла Форс? И Пон? И Рамус? Ты явился сюда, Ла Тремуй? И ты, Ла Плас? Зачем вы здесь? Что вам от меня надо?.. Господи! Они заполнили спальню! Они везде, везде… и в коридоре, и на галерее, и в замке, и во дворе… Они поднимаются по лестнице, входят сюда… Кто вы? Что вам нужно? Помогите! Кто-нибудь! Помогите… Зачем вы пришли? Убить меня?.. Стоны, хрипы… Колокола! Колокола бьют!.. У меня раскалывается голова. Я глохну от этого воя… Перестаньте! Не надо! Не мучьте меня…

Вдруг Карл IX замолчал. Его пронзительные крики перешли в жалобный стон, и, охватив голову руками, король зарыдал.

— Господи! Боже мой! Прости меня! — простонал он. Внезапно король протянул к невидимым призракам исхудавшие руки:

— Простите, простите… Я проклят…

Снаружи совсем стемнело, но в комнате появился свет — внесли светильники, и к ложу умирающего приблизились уже не призраки, а живые люди… придворные, герцог Анжуйский… Зловещая фигура, вся в черном, склонилась над Карлом — Екатерина Медичи, королева-мать!

Старая королева ледяными пальцами коснулась лба больного и прошептала:

— Сын мой…

Карл IX пронзительно вскрикнул от ужаса и попытался оттолкнуть эту руку. Потом приподнялся, оглядел всех безумными глазами и вновь упал на подушки.

Хрип вырвался из самых глубин его души:

— Кровь!..

На этот раз его видения стали реальностью. В постели действительно была кровь. Простыни были усеяны красными пятнышками! Кровь! Страшный кровавый пот агонии выступил на теле умирающего[137]. Карл в клочья изорвал на груди рубашку конвульсивно скрюченными руками. И все, кто был в комнате, с ужасом и отвращением увидели, что грудь и руки короля были в крови!

Даже Екатерина в страхе попятилась и закрыла глаза.

А Карл захрипел еще громче, и снова безнадежный крик прорезал тишину комнаты:

— Кровь на мне!

Вдруг рот его скривился, губы изогнулись, и страшный, зловещий смех вырвался из уст короля. При звуках этого смеха ужас проник в сердца тех, кто был в комнате. А Карл смеялся, и смех, похожий на вой, заполнил спальню, становясь все громче, пронзительней, звучней…

Вдруг все оборвалось, и Карл опрокинулся на подушки… он был мертв…

Королева склонилась над кроватью, положила руку на грудь сыну, и ладонь Екатерины стала алой от крови.