Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

— Тогда в гостиной г-жи де Сурди появился один из его друзей и потребовал от него быть верным данной клятве. Он скорее был готов отказаться от счастья и подвергнуть жизнь опасностям, нежели нарушить слово, которое дал. Он бросил перо, которым собирался подписать брачный контракт, незаметно покинул зал и понесся туда, куда его звали голоса покойного отца и братьев. Его схватили, и вместо того, чтобы быть расстрелянным, о чем он сам просил, он, благодаря высокому покровительству, отделался тремя годами заключения в тюрьме Тампль. По прошествии трех лет Император, считавший его мертвым, узнал, что он уцелел, и, рассудив, что три года тюрьмы не могут быть достаточно суровым наказанием для человека, восставшего против его власти, распорядился отправить его на службу простым солдатом или матросом без малейшей надежды на повышение по службе. Гектор, получивший первые уроки морского дела у вашего отца, попросился обратно в море. Ему была предоставлена полная свобода выбора. И, рассудив, что в вольном плавании он будет не так стеснен, как в армии, отправился в Сен-Мало и записался в экипаж к Сюркуфу, на бриг «Призрак».

Судьба распорядилась так, что «Штандарт», на котором вы оказались вместе с сестрой и отцом, встретился с «Призраком». Вы были свидетелями того сражения, в котором погиб ваш отец. Гектор услышал имя виконта де Сент-Эрмина и как вы просили Сюркуфа не опускать тело вашего отца в море; он убедил капитана, и тело вашего отца не покинуло корабль. Сюркуф поручил ему не оставлять вас и вашу сестру и доставить вас домой в целости и сохранности.

Теперь, милая Жанна, вы все знаете: нет нужды рассказывать вам о том, что было дальше. Но я хочу, чтобы вы все держали в глубокой тайне, даже в беседах с вашей сестрой.

Этот юноша, который под руководством вашего отца делал первые шаги в морской службе, который, будучи призван в свою семью в 1792 году, с такой горечью расставался с вами, у которого на глазах обезглавили отца, одного из братьев расстреляли, а второго отняла гильотина; этот юноша, который, невзирая на все ужасы, пошел по тому же пути, что и они; который, поверив в окончание войны, признался в любви к мадемуазель де Сурди; юноша, по вине которого помолвка расстроилась с таким скандалом, давший наедине с собой клятву остаться верным ей и не принадлежать другой женщине; тот, кого вместо расстрела на три года заперли в Тампле; кому, наконец, Император даровал жизнь при условии, что он запишется простым солдатом или матросом, — этот юноша, милая Жанна, граф де Сент-Эрмин и ваш кузен, это я!

И при этих словах он упал на колени перед кроватью Жанны, держа ее руки и покрывая их слезами и поцелуями.

— Теперь, — продолжил Рене, — судите сами: могу ли я, жертвуя своим долгом человека чести, стать супругом какой-либо другой женщины, кроме мадемуазель де Сурди?

Жанна, которую душили рыдания, обвила руками шею кузена, ледяными губами припала к его лбу и лишилась чувств.

LXXVI ОТСРОЧКА

Первым побуждением Рене, увидевшим потерявшую сознание Жанну, было достать из кармана флакон английской соли и поднести ее Жанне. Затем, однако, он рассудил, что возвращать ее в чувство означало бы вновь погрузить в скорбь и тоску, и решил положиться на ее собственную природу, полагая, что она сейчас черпает в себе самой новые жизненные силы, подобно тому, как день черпает свои силы во мраке ночи и в утренней росе.

И действительно, вскоре Жанна вздохом подала знак того, что готова вот-вот прийти в себя. Рене, на которого она склонилась, мог сосчитать, сколько ударов сердца отделяют жизнь от смерти. Наконец ее глаза открылись, и, еще не осознавая того, что вокруг происходит, она прошептала:

— Как мне хорошо!

Рене ничего ей не ответил. Еще не настало время торопить первые проблески сознания, напротив, каким-то подобием гипноза он стремился продлить в ней как можно дольше это неопределенное положение между жизнью и смертью, когда душа словно зависает над телом.

Наконец к ней, одна за другой, начали возвращаться мысли, а вместе с ними и осознание своего положения. Ее отчаянье, свойственное людям, которые никоим образом не ожидали свалившегося на них несчастья, было грустным и тихим и перешло вскоре в безропотность. Слезы продолжали тихо литься из глаз, как стекает весной древесный сок из молодого дерева, которому топор нанес невольное увечье. Она вновь открыла глаза и увидела перед собой молодого человека.