Шибуми

Держать информацию в устройстве «отпущенной кнопки» означало, что она поступит в распоряжение прессы немедленно, если только определенное послание не будет получено соответствующим человеком к полудню назначенного дня. Хел привез с собой список с тринадцатью адресами, по которым он каждое утро должен был отправлять телеграммы. Двенадцать из них были фальшивыми; тринадцатый был адресом компаньона Мориса де Ландэ, который, получив телеграмму, должен был позвонить другому посреднику, а тот уже, в свою очередь, позвонит самому де Ландэ. Код, посредством которого Хел и де Ландэ передавали друг другу сообщения, был очень прост; в основе его лежало туманное и загадочное стихотворение Барро, но мальчикам из разведки понадобилось бы гораздо более двадцати четырех часов, для того чтобы определить ту единственную букву в том единственном слове послания, которая служила сигналом к действию или бездействию. Термин «отпущенная кнопка» пошел от таких, появившихся во время войны жутких явлений, как человек-торпеда или самолет с летчиком-смертником, когда весь механизм действия устройства основан на том, что оно не работает, пока человек давит на кнопку. Но любая попытка борьбы с этим человеком или уничтожения его неминуемо приводит к тому, что он отпускает кнопку и устройство срабатывает. С минуту сэр Уилфред обдумывал положение.

— Действительно, ваша информация может сильно повредить нам. Однако у нас имеется строжайший приказ Компании охранять этих паразитов из «Черного Сентября», а мы ведь не больше, чем любая другая промышленно развитая страна, испытываем желание навлечь на свои головы гнев Компании. Похоже на то, что нам придется выбирать между Сциллой и Харибдой.

— Да, похоже на то.

Сэр Уилфред оттопырил нижнюю губу и прищурился, задумчиво и словно бы оценивающе разглядывая Хела.

— Вы поступаете весьма неосторожно, Николай, и подставляете себя под удар, так вот прямо и открыто отдавая себя в наши руки. Должно быть, вам заплатили уйму денег, раз вы бросили ваше тихое, спокойное существование.

— По правде говоря, я делаю это бесплатно.

— Хм-м-м, — это, само собой, было моим вторым предположением.

Он глубоко вздохнул.

— Чувства — наши убийцы, Николай. Но вы, разумеется, и сами это знаете. Ладно, значит, вот что я скажу вам. Я передам ваши требования вместе с материалами моим хозяевам. Посмотрим, что они скажут. На это время, думаю, мне придется спрятать вас в каком-нибудь укромном местечке. Что вы скажете насчет того, чтобы денек-другой провести за городом? Сейчас я только позвоню в пару мест, чтобы этим парням из правительства было над чем поломать себе головы, а потом увезу вас отсюда на моей таратайке.

Мидлбамли

Колеса чистенького, новенького, как игрушка, «роллс-ройса-1931» сэра Уилфреда захрустели по гравию длинной подъездной аллеи, и машина остановилась, подъехав к воротам, за которыми виднелся дом, весь точно составленный из отдельных, никак не связанных друг с другом частей. Главное его очарование состояло именно в этой беспорядочности и хаотическом смешении стилей, — казалось, будто архитектор возводил здание без всякого плана, поддаваясь лишь минутному порыву вдохновения или полету фантазии.

Навстречу им через лужайку уже шла сухощавая, жилистая женщина неопределенного возраста и с ней две девушки лет двадцати пяти.

— Думаю, вы не будете скучать здесь, Николай, — заметил сэр Уилфред. — Хозяин, правда, изрядный осел, но он вряд ли тут появится. У жены его с головой малость не в порядке, зато дочери чрезвычайно милы и услужливы. Последнее качество принесло им уже, по правде говоря, некоторую известность. Как вам нравится дом?

— Учитывая вашу чисто британскую склонность к бахвальству наоборот — к примеру то, что вы называете ваш «роллс» таратайкой, — я бы не удивился, если бы вы описали мне его как пастушескую хижину.

— Добрый день, леди Джессика! — обратился сэр Уилфред к старшей из женщин; на ней было легкое летнее платье, все в рюшечках и оборочках, какого-то неопределенного цвета, который сама она называла «пепел роз». — Вот гость, о котором я предупреждал вас по телефону. Николай Хел.

Она вложила свою влажную ладонь в его руку.

— Мне очень приятно принимать вас у себя. То есть, я хотела сказать, познакомиться с вами. Это моя дочь, Бродерик.

Хел пожал руку невероятно худой девушке; глаза ее казались огромными на истощенном, почти прозрачном лице.

— Я знаю, это довольно необычное имя для девушки, — продолжала леди Джессика, — но мой муж очень хотел мальчика — я имею в виду, он хотел мальчика в том смысле, чтобы у него появился сын, только в смысле отцовства, и ни в каком другом, — о, боже милосердный, что вы могли бы о нем подумать? Но вместо этого у него — вернее, у нас — появилась Бродерик.

— В том смысле, что вы стали ее родителями? — Хел пытался отлипнуть от руки изможденной девицы.

— Бродерик — манекенщица, — объяснила мать. Хел и так об этом догадался. Пустой и бессмысленный взгляд девушки, вялая, расслабленная поза, особый изгиб спины — все выдавало в ней тот тип манекенщицы, какой был моден в настоящий момент.