Шибуми

Понятие «шибуми» необыкновенно поразило воображение Николая. Никогда еще ни один идеал не производил на него такого сильного впечатления, не затрагивал так глубоко его сознания.

— А как человеку достигнуть шибуми, сэр?

— Человек не достигает шибуми, он его… открывает. Лишь очень немногие люди, обладающие высшей душевной утонченностью и изяществом, могут прийти к нему. Такие люди, как мой друг Отакэ-сан.

— Вы имеете в виду, что человек должен очень много и упорно учиться, прежде чем он достигнет этого?

— Я имею в виду, скорее, что он должен пройти через знание, чтобы достигнуть простоты.

С этой минуты главной и наивысшей целью Николая стало стремление прийти к шибуми, открыть его в себе; наполнить свою душу безбрежным, безграничным покоем. Это могло стать его призванием, делом всей его жизни, и этот путь был открыт для него, в то время как большинство других путей, по причинам его воспитания, образования и темперамента, оставались для него закрыты. Взращивая в своей душе ростки шибуми, он мог действовать незаметно, невидимо для других; он мог достигнуть высочайших вершин на этом пути, не привлекая к себе внимания и не вызывая ненависти и зависти деспотичной посредственности.

Кисикава-сан достал из-под чайного столика небольшой ларец из сандалового дерева, завернутый в простую гладкую ткань, и вложил его в руки Николаю.

— Это прощальный подарок, Никко. Так, пустяк. Николай молча наклонил голову в знак благодарности и бережно, с нежностью прижал к себе ларчик; он не стал изливать свои чувства в не нужных сейчас словах. Это был его первый сознательный поступок на пути к шибуми.

Несмотря на то что в эту последнюю их ночь, проведенную вместе, они проговорили допоздна, обсуждая смысл и значение шибуми, все его возможные воплощения и формы, дух этого понятия, его глубочайшая сущность все же осталась для них различной, они так до конца и не поняли друг друга. Для генерала шибуми означало повиновение, покорность; для Николая — власть.

Оба они были в плену у своих представлений.

* * *

Николай отплыл в Японию на корабле, полном раненых солдат, возвращавшихся назад, к своим семьям, к наградам и пенсиям, к нелегкой жизни калек. Желтый ил, поднимавшийся со дна Янцзы, тянулся за кормой корабля целые мили, до самого устья, и только когда вода начала постепенно менять цвет и в желтовато-бурое месиво влилась свежая серовато-голубая струя, Николай развернул наконец кусок простой гладкой ткани, в которую был завернут прощальный подарок Кисикавы-сан. В хрупком ларце из сандалового дерева, обернутом в тонкую дорогую бумагу, для того чтобы предохранить его от возможных повреждений, находились две шкатулки «го ке» из черного лака, инкрустированные серебром в технике хейдатсу. На крышках шкатулок видны были изящные чайные домики, притулившиеся к скалом на берегах озер, едва вырисовывающихся в тумане, окутанных нежной, чуть клубящейся дымкой. В одной из шкатулок лежали черные камни ниджи из кишью. В другой — белые камни, сделанные из раковин моллюсков миядзаки, блестящие, на удивление прохладные на ощупь в любую погоду.

Небольшого роста, изящный молодой человек стоял у поручней старого, покрытого ржавчиной, грузового судна и, прикрыв глаза рукой, глядел, как внизу, от борта корабля до самого горизонта, вздымаются и опускаются гребни волн, в то время как внутренним своим взором он созерцал драгоценный подарок генерала — две лаковых шкатулки «го ке», размышляя о них и о цели всей своей жизни — шибуми. Никто, глядя на него в этот момент, не мог бы подумать, что судьбою ему предназначено стать самым высокооплачиваемым политическим убийцей в мире.

Вашингтон

Помощник, сидевший на своем месте, перед дисплеем, в изнеможении откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул, с шумом выдыхая воздух; приподняв очки, он легонько потер маленькие красные пятнышки, оставшиеся на переносице.

— Что-то мне никак не удается получить от «Толстяка» достоверные сведения, сэр. При каждом вводе информации он выдает противоречивые, никак не согласующиеся друг с другом факты. Вы уверены, что он родился в Шанхае?

— Более или менее.

— Ладно, здесь об этом вообще нет ни слова. Если придерживаться хронологии, то первое упоминание о нем касается его жизни в Японии.

— Ну что ж, отлично. Начинайте прямо оттуда!

В голосе мистера Даймонда прозвучало нескрываемое раздражение, и Первый Помощник решил, что ему надо хоть как-то оправдаться.

— Это не так просто, как вы думаете, сэр. Тут-то и начинается всякая чертовщина. Взять хотя бы рубрику «Языки, на которых субъект говорит». Тут мы имеем: русский, французский, китайский, немецкий, английский, японский и баскский. Баскский? Не похоже на правду, вероятно, это ошибка, как вы считаете?

— Здесь нет никакой ошибки.

— Баскский? Зачем он нужен? Какого черта человеку вообще учить баскский?

— Не знаю. Он выучил его в тюрьме.

— В тюрьме, сэр?

— Вы еще дойдете до этого. Он провел три года в одиночном заключении.

— Вы… вы удивительно хорошо знакомы с информацией о нем, сэр.

— Я следил за ним в течение многих лет.