– Это мой пятый язык, сэр. У всех языков есть общая структура, и каждый следующий легче изучать, чем предыдущий. К тому же… – мальчик пожал плечами, – у меня талант к языкам.
Кисикаве-сан понравилось, как молодой человек произнес эти последние слова: без бахвальства, но и без излишней, чисто английской застенчивости, – как если бы он сказал, например, что он левша или что у него зеленые глаза. В то же время генерал не мог не улыбнуться про себя, когда обнаружил, что мальчик, очевидно, заранее отрепетировал первую фразу, поскольку только ее он произнес абсолютно чисто и правильно. Однако генерал ничем не выдал своей догадки, и на лице его не появилось даже тени улыбки; он понимал, что Николай находится в таком возрасте, когда все, что происходит с человеком, кажется ему необыкновенно серьезным, и самолюбие его чрезвычайно уязвимо.
– Если хочешь, я помогу тебе выучить японский, – предложил мальчику Кисикава-сан. – Но сначала давай-ка сыграем в го и посмотрим, насколько ты интересный противник.
Николай получил фору в четыре камня, и они разыграли короткую партию, так как генералу предстоял наутро напряженный рабочий день. Вскоре оба с головой погрузились в игру, и Александра Ивановна, заявив, что чувствует некоторую слабость, удалилась.
Генерал выиграл, но не так легко, как ожидал. Он был весьма одаренным любителем, готовым дать бой любому профессионалу с минимальной форой, и на него произвел громадное впечатление своеобразный стиль игры Николая.
– Сколько времени ты уже занимаешься го? – поинтересовался он, переходя на французский, чтобы мальчику было легче выражать свои мысли.
– О, кажется, года четыре или пять, сэр. Генерал нахмурился:
– Пять? Но… сколько же тогда тебе лет?
– Тринадцать, сэр. Я знаю, что выгляжу младше своего возраста. Это фамильная черта.
Кисикава-сан кивнул и про себя улыбнулся, вспомнив, как Александра Ивановна, заполняя анкету для оккупационных властей, воспользовалась своей “фамильной чертой” для того, чтобы основательно передвинуть дату своего рождения, так что получилось, что в одиннадцатилетнем возрасте она разделила ложе с генералом Белой армии, а немного позже, в столь же юные годы, родила Николая. Разведывательные органы генерала Кисикавы давно уже информировали его о прошлом графини, но он простил женщине это незначительное кокетство, особенно после того, как ознакомился с ее довольно неутешительной историей болезни.
– И все же даже для твоих тринадцати лет ты играешь замечательно, Никко.
Генерал стал называть мальчика этим уменьшительным именем во время игры, чтобы избежать неприятностей с произношением звука “л”. С этого дня он всегда называл Николая так.
– Полагаю, ты нигде специально не тренировался?
– Вы правы, сэр. Никто не учил меня играть. Я учился самостоятельно, по книгам.
– Неужели? Но это просто неслыханно!
– Может быть, и так, сэр. Но я обладаю острым умом.
С минуту генерал молча изучал бесстрастное лицо мальчика; глаза цвета темного стекла смотрели на собеседника искренне и открыто.
– Скажи мне, Никко… Почему тебе захотелось научиться играть в го? Это ведь исключительно японская игра. Наверняка никто из твоих друзей не играл в нее. Вероятно, они даже никогда о ней и не слышали.
– Именно поэтому я и решил научиться играть в нее, сэр.
– Понятно.
Странный мальчик. Такой искренний, незащищенный и одновременно такой надменно-самонадеянный.
– А ты уяснил себе, читая эти книги, какие качества необходимы человеку, чтобы стать искусным игроком?
Николай ненадолго задумался, прежде чем ответить.
– Так. Тут, без сомнения, нужна сосредоточенность. Отвага. Умение владеть собой. Это обязательно. Но самое главное, без чего никак невозможно обойтись, – это… Не знаю, как это выразить… Человек должен одновременно быть и математиком, и поэтом. Как если бы поэзия была наукой или математика – искусством. Для того чтобы по-настоящему хорошо играть в го, у человека должно быть влечение к соразмерности. Я не могу достаточно ясно выразить свои мысли, сэр. Простите.
– Напротив. Тебе довольно хорошо удалось сформулировать то, что, в общем-то, не поддается выражению. Из всех качеств, которые ты перечислил, Никко, в чем, ты полагаешь, состоит твоя сила?
– В математике, сэр. В умении сосредоточиться и владеть собой.
– А слабость?
– В том, что я называю поэзией.