Шифр Александра

Луч утреннего солнца мягко коснулся щеки. Нокс застонал и повернулся к солнцу спиной, но попытка уснуть не удалась. В комнате было слишком жарко и душно. Он нехотя поднялся, принял душ, перерыл шкаф в поисках одежды, потом отыскал пакетик с кофейными зернами и включил кофеварку. Намазал обнаруженный в кухне круассан маслом и земляничным джемом и с аппетитом съел, расхаживая по квартире в надежде отыскать себе какое-нибудь занятие. Египетское телевидение и в лучших своих проявлениях не спасало от скуки, а смотреть старенький черно-белый телевизор Огюстена было и вовсе невозможно. На книжной полке валялось несколько комиксов да несвежие газеты. Жилище определенно не располагало к приятному времяпрепровождению и предназначалось только для сна. Желательно не в одиночку.

Нокс вышел на балкон. По обе стороны улицы стояли однообразные, выкрашенные в одинаково унылый бежевый цвет многоэтажки с болтающимся на балконах бельем и однообразными серыми тарелками спутниковых антенн, послушно направленных в сторону Мекки. И все же Нокс радовался, что попал именно сюда. Немногие египтологи признались бы в этом открыто, но большинство из них воротили нос при одном лишь упоминании об Александрии. Греко-римскую эпоху вообще не считали египетской. Нокс не разделял ни их отношения к городу, ни их точку зрения. Для него то время было золотым веком Египта, а Александрия — его величайшим сокровищем. Две тысячи лет назад это был величайший на земле мегаполис, привлекавший к себе лучшие умы античного мира. Здесь работали Архимед, Гален и Ориген. Здесь перевели Септуагинту. Здесь опубликовал свои величайшие труды Евклид. Отсюда началась химия, взявшая свое имя от аль-кемии, черной земли Египта, и египетского искусства алхимии. Здесь Аристарх выдвинул свою гелиоцентрическую теорию, забытую затем и вновь появившуюся на свет тысячу лет спустя благодаря Копернику. Здесь Эратосфен, основываясь на измерении тени в день солнцестояния в Александрии и Асуане, отстоящем отсюда на восемьсот пятьдесят километров, с невероятной точностью рассчитал длину окружности Земли. Какое воображение! Какие высоты мысли! Какая тяга к знаниям! Беспрецедентное столкновение культур, небывалый взлет научного творчества, равный которому можно наблюдать лишь в Афинах и в более позднюю эпоху Ренессанса. Как можно сбросить со счетов все эти достижения? Как можно воспринимать их как нечто второстепенное и считать, что…

Нить размышлений оборвалась в тот момент, когда до него донесся странный звук, как будто в комнате кто-то пытался откашляться. Неужели его уже обнаружили? Нокс шагнул к краю балкона, чтобы его не увидели через стеклянную дверь, и прижался к стене.

3

Следуя за Мохаммедом по подземным коридорам, Ибрагим из всех сил старался не поддаваться разочарованию, охватившему его после того, как предполагаемая гробница македонского царя оказалась на деле всего лишь захоронением простого солдата. Он с самого начала не позволял себе питать иллюзий и давать волю воображению и теперь старался не терять концентрации и оставаться профессионалом, чтобы наилучшим образом понять, с чем именно придется иметь дело.

Нужной информацией его снабдил уже первый зал. Вырезанные в каменных стенах ниши придавали помещению сходство с огромным моргом, и каждую заполняли наполовину засыпанные песком и грязью человеческие останки. Еще больше костей валялось на полу — скорее всего здесь еще в давние времена побывали охотники за сокровищами. В мусоре, среди кусков камня и штукатурки, уже нашлось несколько почерневших монет, датирующихся четвертым — первым веками до новой эры, сломанная фаянсовая фигурка, множество осколков от погребальных ламп, кувшинов и статуэток. Обычно ниши после погребения запечатывали, но грабители, стремясь добраться до сокровищ, вскрывали эти печати.

— Как думаете, мумии найдете? — спросил Мохаммед. — Я однажды водил дочку в музей, так она не могла от них глаз отвести.

— Маловероятно, — ответил Ибрагим. — Для мумий здесь климат неблагоприятный. Влажность, может быть, и пощадила бы что-то, но грабители не оставили бы ни кусочка.

— Неужели грабители охотятся и за мумиями? — нахмурился Мохаммед. — Они что-то стоят?

Ибрагим кивнул.

— Во-первых, люди часто клали драгоценности рядом с телом или даже помещали их в само тело, так что воры просто вытаскивали останки на свет и ломали на части. Во-вторых, мумии и сами по себе обладали немалой ценностью. Особенно в Европе.

— Вы имеете в виду, что ими интересовались музеи?

— Поначалу — нет. Видите ли, еще лет шестьсот назад европейцы верили, что битум полезен для здоровья. В то время это было прямо-таки чудодейственное средство, иметь которое в своем распоряжении стремился каждый аптекарь. Спрос постоянно рос, а предложение заметно отставало. Люди искали новые источники. Вы, конечно, знаете технологию, а тогдашние европейцы полагали, что тела умерших древние вымачивали в битуме. Отсюда произошло и само слово «мумия» — персы называли так битум, и в то время он поставлялся главным образом из Персии.

Мохаммед поморщился.