Утром следующего дня они отправились искать книжные магазины, торгующие англоязычной литературой, нашли их несколько, но ни в одном не оказалось изданий «Дувр пабликейшнз». До отлета оставалась пара часов. Они взяли такси, доехали до Пуэрто-дель-Соль, где отыскали неплохое интернет-кафе.
На улице было десять градусов, но в кафе было тепло, воздух пропитался ароматом пекущихся чурро. [55]Данфи заказал тарелку испанских пончиков для себя и Клементины, но испортил аппетит обоим, как только открыл файл, украденный им из Особого архива. О «переписи крупного рогатого скота».
Клементина взглянула на фотографию, и у нее перехватило дыхание.
— Чудовищно! — воскликнула она. — Кому могло такое прийти в голову?
Данфи задумался.
— По Шидлофу и по Саймону, они пытаются «разворошить муравейник». «Оживление архетипа».
— Дерьмо какое-то! — воскликнула Клементина, и ее глаза внезапно наполнились слезами.
— Я просто пересказываю тебе его слова. Тебя ведь в тот момент не было. Он сказал, что принесение в жертву животных старо как мир. И он прав.
— Ладно, я не собираюсь на это смотреть, — ответила Клементина. — Пойду почитаю газету.
Она встала и отошла от компьютера.
— Я видел газетный киоск здесь неподалеку на улице, — сказал ей Данфи.
Когда она выходила, Данфи внимательно наблюдал за ней. У Клементины была походка, которую иногда можно видеть у женщин Рио-де-Жанейро и Милана. Бородатый молодой человек, сидевший рядом с Джеком перед двадцатиоднодюймовым монитором, уставился на Клементину таким взглядом, как будто у него начались желудочные колики.
Через несколько минут принесли чурро и две чашки дымящегося ароматного caf'e con leche. [56]Маленькие пончики лежали на тарелке словно ворох хвороста, золотистые и теплые. Данфи посыпал горку сахаром, извлек из груды один, самый аппетитный и обмакнул его в кофе. После чего повернулся к открытой папке и начал чтение.
Ему потребовалось минуты две, чтобы понять, что ничего особенно нового он не узнает. Фотографии, представшие перед ним на экране, могли бы послужить веским свидетельством обвинения, но Данфи уже ни в чем убеждать не требовалось. Подробности были излишни. И осознав это, он вдруг начал нервничать. Он вдруг понял, что у него до сих пор нет ни четкого плана, ни стратегии, как им выпутаться из страшной истории, в которую они угодили благодаря его неуемному любопытству. В мире не найдется ни одной службы правопорядка, которая посмела бы противопоставить себя «Обществу Магдалины». Да и его, Джека Данфи, просто никто не воспримет всерьез. Черные Мадонны, уничтожение скота, тайные организации и ЦРУ? Он представил, как будет сидеть в кабинете перед следователем по особо тяжким делам или перед каким-нибудь Майком Уоллесом. [57]Джек приступает к рассказу, и к тому моменту когда он доходит до кобылы по кличке «Придира» и Айнзидельнской Мадонны, красная лампочка на камере выключается, а Уоллес уходит из студии. «История» слишком грандиозна и туманна, ее участники слишком могущественны, заговор молчания вокруг нее слишком всеобъемлющ. Сколько бы доказательств ни собрал Данфи, они не будут иметь никакого значения. Это не та информация, которой можно воспользоваться себе во благо. Подобная информация несет смерть.
Таким образом, у Данфи и Клементины оставалось несколько выходов. Первый: их выносят в мешках для трупов. (Неприемлемо.) Второй: они находят надежное укрытие и проводят там вместе остаток жизни. (Наверное, тоже неприемлемо и скорее всего неэффективно.) Третье: они уничтожают «Общество Магдалины» до того, как оно уничтожит их. (Превосходная идея, Джек, но?..) Да, скорее всего им остается только на время затаиться. Другой реальной альтернативы нет. Ведь живут они на большой планете. Каким бы могущественным ни было ЦРУ, оно все-таки меньше ее. И пусть не стопроцентный, но шанс выжить у них будет.
Вернувшись к сообщениям, Данфи увидел, что они все примерно одинаковы. В каждом стояла дата полета со временем вылета и возвращения. Дальше шел список членов команды и описание метеорологических условий. Ну и в конце короткий отчет о выполнении задания.